Насаждение христианства на руси. Логика и насильственное крещение руси

Самодержавие - этот, по словам В. И. Ленина, «самый реакционный и варварский строй»1, проводило среди народов окраин России политику национально - политического, социального и культурного угнетения. Верной помощницей самодержавия в его реакционной политике на окраинах была православная церковь. Угнетение нерусских народов, их русификация, а также колониальные захваты сопровождались насильственным обращением населения в православие. Это было одним из средств колониальной политики самодержавия.
Еще в XIII-XIV ее. новгородские выходцы, утверждая свою власть в Вятском крае, насаждали христианство мечом и огнем, не останавливаясь перед уничтожением местных народов, не желавших креститься. Делалось это при помощи духовенства, следовавшего за завоевателями в новые места. Грамота 1452 г. митрополита Ионы вятскому духовенству красноречиво рассказывает, как внедрялось христианство среди нерусских народов Вятского края. Священники, по признанию митрополита, перемучили много людей, переморили, в воду пометали, сжигали в избах мужчин, старцев и малых детей, выжигали глаза, младенцев сажали на кол и умерщвляли. Расправляясь с такой жестокостью с нерусскими народами, не желавшими креститься, инквизиторы угрожали им еще «великой опалой» от государя и «конечным извержением без милости» от церкви. Митрополит не осуждал духовенство за зверскую расправу с нерусскими народами. Он предостерегал только, что кровавый террор по отношению к народам, не желавшим принять православие, может вызвать ненависть их к духовенству и нанести ущерб церкви2.

В Казанском крае христианизация началась со второй половины XVI в., вскоре после завоевания Казани здесь были основаны монастыри. Над татарами, противившимися крещению, совершалось дикое насилие: их сажали в тюрьмы, у них отбирали земли, их выселяли из деревень, заставляли жениться на русских женщинах, держали в цепях. При этом церковники не скрывали, что их цель - «народ от татарской веры отучить и остращать».

Насильственное крещение проводилось при колонизации Поволжья и Сибири в XVII в. Правительство вместе с духовными властями стремилось привлечь на свою сторону феодальную верхушку, обещая ей в случае крещения разные льготы. У мурз, не желавших креститься, отбирались поместья с православными крестьянами, они лишались права распоряжаться ими. Крестьянам при переходе в православие предоставлялись некоторые льготы на шесть лет. Упорствующих превращали в крепостных. Но и крещение не освобождало нерусские народы от крепостного и национального гнета. Их порабощали одинаково и русские помещики и принявшие православие татарские мурзы. Крестьяне пытались жаловаться на притеснения со стороны помещиков и духовенства, но за «челобитья» их заключали в тюрьмы, били кнутом, убивали. В свою очередь и крестьяне, борясь с насильственной христианизацией, разрушали монастыри и церкви, избивали наиболее ненавистных им священников, некоторых даже убивали, поднимали массовые восстания.
В Сибири среди остяков и вогулов огнем и мечом действовал сибирский митрополит Филофей Лещинский. Этот инквизитор разрушал нехристианские кладбища, рубил и сжигал капища, возводя вместо них часовни, силой обращал сибирские народы в православие, угрожая в случае отказа смертью. Вогулы и остяки отвергали попытки церковников задобрить их льготами по уплате ясака и подарками. «Лестью хотите отвратить лас от древней нашей веры, разорить и уничтожить нас, - говорили они. - Головы свои положим, но этого не допустим»3. Несмотря на сопротивление местных народов, Филофей обратил в православие свыше 40 тысяч человек. В качестве одной из приманок для крещения применялось освобождение новокрещен от наказания за совершенные ранее проступки. Например, в 1723 г. за нежелание принять участие в переписи марийцы были приговорены к нещадному наказанию. Чтобы избежать наказания, 545 крестьян - марийцев согласились креститься4. Однако крестьяне - новокрещены не хотели посещать церкви, выполнять церковные обряды. В ответ на жесточайшие наказания крестьяне сжигали церкви и дома священников, поднимали восстания. Таковыми были, например, восстание башкир 1704-1708 гг., слившееся с булавинским восстанием 1707-1708 гг., восстание березовских вогулов и остяков 1707 г. и др. Восстания потерпели поражения, и многие башкиры и другие народы нерусской национальности, захваченные в плен, были приговорены к смерти. Спасая свою жизнь, башкиры и другие народы соглашались перейти в православие. За обратный же переход в мусульманство их сжигали на кострах как вероотступников.

В 1735г. в районе Екатеринбурга на Урале вспыхнуло восстание башкир, вызванное социальным гнетом и насильственным крещением. После разгрома восстания многие участники были казнены, многие сосланы в каторжные работы, башкирские деревни были разорены до основания. Расправляясь так жестоко с восставшими, правительство и церковь обещали пощадить жизнь тем из них, кто примет православие. Многие восставшие шли на это, хотя продолжали относиться враждебно к православию и его служителям. Среди крестившихся поневоле был и башкир Тойгильда Жуляков, вскоре перешедший вновь в мусульманство. Тойгильду обвинили в том, что он, приняв мусульманство, «богу, закону его... учинил великое противление и ругательство». Его привезли в Екатеринбург, и здесь, на площади, по распоряжению главного командира уральских, сибирских и казанских заводов В.Н. Татищева, на страх другим в присутствии всех новокрещен сожгли. Детей Тойгильды наказали розгами и раздали в русские семьи5. В июне 1740 г. за переход в мусульманство сожгли известного рудознатца казака Исаева. Перед смертью он заявил, что знает, где находится серебряная руда. Это ему не помогло: в назидание другим Исаев был сожжен6.
В башкирских восстаниях 1745 и 1755 гг. против феодально-крепостнического гнета, осложненного еще национальными притеснениями, также наблюдался протест против насильственной христианизации. В воззваниях предводителя восстания 1755 г. Батырши указывалось на невыносимое положение мусульман, на тяжелые условия работы на заводах. Батырша призывал насильственно крещенных башкир выступать заодно с «истинными мусульманами»7.

Для расширения миссионерской деятельности православной церкви в 1738 г. при свияжском Богородицком монастыре была организована Новокрещенская контора. Она ставила своей целью «умножение христианского закона» среди мусульманского населения Поволжья «для вятщего утверждения в вере». Это была настоящая инквизиторская организация. Наделенная большими полномочиями, контора насаждала православие среди народов нерусской национальности не стесняясь в средствах. Новокрещенская контора действовала до 1764 г., т.е. 26 лет, и за эти годы вызвала всеобщую ненависть и возмущение. Посылаемые в татарские и башкирские деревни священники-миссионеры, эти, по словам В. И. Ленина, «жандармы во Христе» под видом «спасения неверных душ» проводили политику угнетения нерусских народов. Они заставляли их креститься, подвергали смертельным побоям, разоряли их хозяйства, а доносчиков награждали. Руководивший Новокрещенской конторой архимандрит Сильвестр старался оправдать кровавый террор, проводившийся его инквизиторами. Но возмущение деятельностью Сильвестра было так велико, что Синод был вынужден назначить вместо него другого. Не лучше был и новый инквизитор Лука Конашевич. Он разрушал татарские мечети, на их месте строил церкви, подвергал татар-мусульман жестоким наказаниям, заточал в тюрьмы, разорял их дома и деревни. Синод поддерживал своего ставленника, проклиная мусульман и мусульманское учение, называя Магомета «самым студным лживым пророком» (указ от 24 декабря 1750 г.). Деятельность Луки Конашевича вызвала глубокое возмущение. Татары писали в своих жалобах, что если их будут и дальше принуждать креститься, они оставят свои дома и деревни и уйдут в леса. Луку Конашевича перевели в Белгород епископом, но память об этом жестоком инквизиторе осталась надолго. В народном предании рассказывается, что Лука Конашевич стремился всех татар превратить в русских и что по жалобе татар министры осерчали на него и сослали в Сибирь8.

Не меньшее возмущение вызвала деятельность другого представителя Синода, стоявшего во главе Новокрещенской конторы, епископа Дмитрия Сеченова. Татары и башкиры жаловались, что Сеченов силой принуждал их креститься, погружая в купель связанными, держал многих в тюрьме под караулом в кандалах и колодках и подвергал мучительным побоям. Действуя на основании указа Синода от 14 февраля 1743 г., Сеченов сжигал мусульманские кладбища и молельни, разорял крестьянские дома, рубил в них окна и двери, выламывал печи. В результате крестьяне пришли «в конечное разорение». С такими же жалобами обращались чуваши Ядринского и Курмышского уездов на инквизитора игумена Неофита, на курмышского протопопа Куприяна и др.9, но эти жалобы успеха не имели: Синод своих инквизиторов не давал в обиду. Действуя огнем и мечом, Сеченов за один год сумел обратить в православие свыше 17 тысяч татар. Его перевели в Нижний Новгород, и здесь за четыре года он заставил принять православие более 30 тысяч человек. За свою «деятельность» и за поддержку Екатерины II во время дворцового переворота этот инквизитор был щедро награжден: он получил в личное владение тысячу душ крепостных, богатые денежные подарки и стал первоприсутствующим членом Синода10.

Центром насильственной христианизации татар был также казанский архиерейский дом, которому в середине XVIII в. принадлежало до четырехсот населенных пунктов.
Пропаганда ислама и тем более обращение в мусульманство запрещались под страхом смерти. Нельзя было строить новые мечети, старые же разрушались. Только при епископе Луке Конашевиче за 1738-1758 гг. из 536 мечетей Казанской губернии было разрушено 418. В Сибири из 133 мечетей осталось 3511. Детей татар и башкир, обратившихся в ислам, отбирали у родителей и раздавали новокрещенам. На татар и чувашей миссионеры напускали воинские отряды - «обжорные команды», которые разоряли их постоями, чинили всяческие обиды. Крестившимся крестьянам нерусской национальности предоставлялись некоторые льготы: они освобождались от холопства, от уплаты податей (на три года), ими не могли более распоряжаться неправославные помещики. Зато подати некрещеных крестьян возрастали, что делало их положение еще более тяжелым. Крестьян - новокрещен поселяли в одном месте, некрещеных же татар выселяли, разоряя их хозяйство. На землях некрещеных татар организовывались новые монастыри - Спасо- Юнгинский, Седмиозерский, Раифский и др.

Протесты крестьян-мусульман против деятельности духовенства принимали различные формы: это были жалобы на священников в Синод и к правительству, восстания, в которых протест против насильственной христианизации сочетался часто с протестом против феодально-крепостнического гнета. Кроме того, крестьяне-мусульмане непосредственно расправлялись с ненавистными им священниками, избивали и убивали их. Бывали случаи, когда крестьяне обращались за помощью к мусульманам, жившим за рубежом.
В 1751 г. татары подали жалобу на «несносные обиды», чинимые им митрополитом Сильвестром. Они писали, что Сильвестр крестил их насильно, держал их в оковах на монастырском дворе, вместе с женами и детьми, морил голодом, пока они не согласятся креститься. В Царевококшайском уезде крестьяне деревни Кошки обложили соломой избу, где находился с командой поп Георгий Давыдов, и подожгли ее. Миссионера спас подоспевший воинский отряд. В Вятской провинции крестьяне избили иеромонаха Вениамина Григоровича; его с трудом освободила из рук крестьян конвойная команда. Восставшая мордва убила миссионера Алексея Мокеева и пыталась убить также Дмитрия Сеченова. С дубьем и цепами напали чуваши на протопопа Георгия Давыдова12.

Царские чиновники, борясь с массовым бегством и возмущениями крестьян нерусской национальности, в некоторых случаях пытались обуздать духовные власти, руководившие христианизацией. Так, в 1751 г. оренбургский губернатор просил Сенат запретить священникам крестить башкир силой, а также отсылать их в тобольскую консисторию. Он писал, что деятельность миссионеров разоряет башкир и наносит большой вред интересам помещиков и государства. С такими же требованиями обращались и уральские заводчики, так как бегство работных людей и насильственные меры духовенства неблагоприятно отражались на заводских работах. Правительство было вынуждено прислушаться к этим жалобам. В Казанскую губернию послали с особыми полномочиями подполковника Свечина и поручили ему проверить на месте причины разорения татар. В своем «Экстракте» о разорении крестьян, «восприявших закон греческий не по желанию, а по принуждению», Свечин писал, что священники-миссионеры ездили будто бы учить новокрещен закону божьему, на самом же деле собирали с новокрещен деньги, требовали продукты и пушнину, делали «прицепки» за незнание молитв, под угрозой ареста вымогали деньги. Чтобы заставить татар креститься, миссионеры рубили в крестьянских домах окна и двери, ломали печи, «без всякого милосердия» избивали плетьми, заковывали в кандалы, отправляли в тюрьму на тяжелые монастырские работы13.
Доклад Свечина дал яркую картину ужасающего произвола и притеснений крестьян в связи с насильственной христианизацией. Грубо русификаторская политика и христианизация населения создавала почву для народных волнений. Опасаясь повторения крестьянских восстаний, правительство было вынуждено в апреле 1764 г. закрыть Новокрещенскую контору и перейти к более тонким методам христианизации и обрусения населения. С башкир и татар сложили недоимки, родителям вернули отобранных у них детей, попам-миссионерам предложили применять более мягкие меры для побуждения населения к крещению. Закрытие Новокрещенской конторы не приостановило, однако, насильственного обращения крестьян нерусской национальности в христианство и беззастенчивый грабеж со стороны миссионеров. В 1765 г. Синод был вынужден отметить, что миссионеры-священники ездили по новокрещенским жительствам с женами и детьми, собирали с крестьян деньги, скот, овчины, холсты и всякую живность. Новокрещены, не имея никакой защиты, отдавали миссионерам все, что те требовали, и совершенно разорялись 14. За время существования Новокрещенской конторы было обращено в христианство 409864 человека - цифра по тому времени огромная 15.

Такими же кровавыми действиями отметили свой миссионерский путь и другие «просветители»: Стефан Пермский, Трифон Вятский, Гурий Казанский, Софроний Иркутский и др. Несмотря на их жестокость, церковь причислила этих инквизиторов к лику святых и заставила чтить как «угодников божьих». Духовенством распространялись легенды, будто кровавый террор миссионеров осуществлялся по божьей воле.
Татары, башкиры, чуваши и другие нерусские народы ненавидели православное духовенство за насильственную христианизацию, за поборы, за помощь, которую оно оказывало правительству в деле национального угнетения. Эта ненависть с особой силой проявилась во время крестьянской войны 1773-1775 гг. под предводительством Емельяна Пугачева. Крестьяне уничтожали церкви, убивали особо ненавистных им священников. Они оставляли навязанное им силой православие и возвращались к вере отцов. По официальным далеко не полным данным, во время восстания Пугачева было убито 237 церковников и членов их семей и сожжено свыше 60 церквей16. Удмурты, чуваши, башкиры, татары просили Пугачева избавить их от гнета священников. Пугачевский атаман Герасим Иванов по просьбе крестьян сжег дом сунгулеевского священника на Урале; в селе Нохмачи священника повесили, а его дом сожгли. После взятия восставшими Ижевского завода в селе Сретенском удмурты повесили весь притч, а церковь разграбили. Мордовцы села Кангуш Краснослободского уезда Тамбовской губернии избили священника Алексея Васильева, говоря при этом: «Не мешай нам, поп, молиться по-нашему»17. Удмурты также отказывались выполнять церковные обряды, платить поборы за требы и расправлялись со священниками. В виде протеста против христианизации удмурты возвращались к прежней «идолопоклонной» вере. В феврале 1774 г. новокрещенные удмурты, собравшись в селе Сретенском, решили послать к Пугачеву депутацию и просить его закрыть Ижевский завод, а им разрешить быть по-прежнему в идолопоклонной вере18.

Гнев народных масс обращался также против монастырских властей и монастырей, основанных на территории Мордовии для закрепощения мордовского народа и усиления феодально-крепостнического гнета. Особенную ненависть мордвы вызвали власти Пудожского монастыря, захватившего крестьянские земли. Этому монастырю принадлежало более двух тысяч крепостных крестьян.
Принудительное крещение нерусских народов продолжалось и в XIX в. Оно использовалось как средство колониального угнетения и русификации. Духовенство продолжало обирать народ. По словам Магницкого, бывшего в то время попечителем казанского учебного округа, православное духовенство стремилось попасть в чувашские селения с не меньшим энтузиазмом, чем европейцы в Бразилию: здесь можно было обогащаться за счет нерусских народов.

Центром русификаторской деятельности духовенства среди народов Поволжья было «Братство святого Гурия», основанное в 1867 г. Это братство получило свое название по имени епископа Гурия, жестокого инквизитора, действовавшего среди татар в интересах русификаторской политики самодержавия. Братство святого Гурия старалось уничтожить национальное единство татар и воспитать их в духе православия и покорности самодержавию. Открывая свои школы, братство делало их опорными пунктами для борьбы против мусульманства и других религий нерусских народов, для борьбы с национальной культурой.
На Кавказе русификаторскую политику самодержавия проводило основанное Синодом в 1860 г. «Общество распространения христианства». Общество располагало целой армией миссионеров, этих, по словам В.И. Ленина, «новейших инквизиторов», «душителей религиозной свободы». Общество насаждало всюду свои школы, строило церкви, внедряло православие не только проповедью, но и силой оружия, прибегая к содействию местной администрации. Оно добивалось обрусения нерусских народов, слияния их с русскими. Национальная культура и национальный язык изгонялись. Служители культа презрительно называли национальный язык «вымирающим наречием».

Очагами колонизации и христианизации на Кавказе были также Пицундский, Новоафонский, Драндский монастыри, основанные с этой целью в 70-80-х годах XIX в.
Церковники с презрением относились и к марийцам, называя их «темным черемисским царством». Они говорили, что задача церкви - «просветить этот полуязыческий мир светом христианской религии, слить его... в одно целое с Россией»19. С этой целью духовенство душило ростки национальной культуры, изгоняло из школы национальный язык, подачками и силой обращало народ в православие.
В Карелии священники говорили, будто карелы находятся на пути к вырождению и неспособны к самостоятельному государственному и культурному развитию, поэтому национальную культуру должны заменить православие и русская культура.
Отражая мнение правительства и духовенства, начальник Уфимского жандармского управления в отчете за 1902 г. писал о башкирском коренном населении Уфимской губернии: «В культурном отношении почти все инородческое население находится в высшей степени с грубыми невежественными нравами и обычаями..... башкиры на пути вырождения, с явными признаками дегенерации». Этот документ, отражавший политику царизма к народам нерусской национальности, был приведен М. И. Калининым на чрезвычайном всероссийском XVII съезде Советов.

Епископ Вениамин, занимавшийся обрусением народов Севера, говорил: «Православие должно вести борьбу не просто с чужой верой, но и с чужой национальностью... чтобы сделать их (т. е. северные народы - Е. Г.) не только по вере, но и по национальности русскими»20. С этой целью миссионеры силой отбирали детей у родителей и отвозили их в церковные школы, где пытались привить им то, что они называли русской культурой. Но дети, как отмечал миссионер Никандр, «тосковали по родным местам... хирели и умирали»21.
С «просветительной» деятельностью жандармов в рясах среди нерусских народов хорошо познакомился А. И. Герцен, когда он был в ссылке в Вятской губернии. Герцен писал о чудовищном произволе и хищничестве чиновников и попов среди этих народов: «Настоящий клад для земской полиции - это вотяки, мордва, чуваши: народ жалкий, робкий, года через 2-3 исправник или становой отправляется с попом по деревням ревизовать, кто из вотяков говел, кто нет и почему нет. Их теснят, сажают в тюрьму, секут, заставляют платить требы»22.

В результате насилия за 1881-1894 гг. в православие было обращено 129 тысяч человек нерусской национальности23. Об усилении насильственного крещения говорили и на миссионерских съездах. Первый съезд «темных инквизиторов», как называли миссионеров, состоялся в Казани в 1885 г. На этом съезде присутствовали архиереи всех тех губерний, где было нерусское население. Съезд имел одну цель: разработать меры по внедрению православия, подготовить к этому жандармов в рясах. Второй миссионерский съезд, собравшийся в Москве в 1891г., отразил агрессивную политику духовенства по отношению к нерусским народам. Еще более воинственно было настроено духовенство на третьем миссионерском съезде (Казань, 1897г.). Этим съездом руководил помощник обер-прокурора Синода Саблер. Он назвал православие «краеугольным камнем самодержавия». На этом съезде «опричники духовенства» - миссионеры требовали усиления полицейских репрессий по отношению к тем, кто отказывался принять православие, кто пытался бороться за свободу совести. Духовные власти не могли больше сжигать на кострах и гноить в тюрьмах сторонников ислама и других религий, как это они делали раньше. Но на стороне этих опричников был административно-полицейский аппарат самодержавия, они использовали школу и печать, изгоняли национальный язык, пытались уничтожить национальную культуру.

Насильственная христианизация и русификация вызвали массовый протест народных масс. Этот протест выражался в различных формах: крестьяне не давали средств на содержание духовенства, не посещали церкви, не соблюдали церковных обрядов, они избивали и убивали особо ненавистных им священников и монастырские власти. Одной из форм протеста было массовое отпадение от православия, несмотря на репрессии со стороны духовенства и полиции. Отпадение от церкви приняло особенно большие размеры в 80-х годах XIX в. в Казанской и других губерниях, населенных татарами. Обер-прокурор Синода Победоносцев вынужден был признать, что крестьяне, оставлявшие православие, по своему духу и обычаю с православием не имели ничего общего. Массовое отпадение от православия и отказ от выполнения церковных обрядов вызвали усиление репрессий со стороны правительства и церкви. В конце XIX и начале XX в. были организованы процессы против тех, кто не желал оставаться в рядах официальной церкви. У удмуртов вырубались их священные рощи, отбирались дети, которые затем помещались в монастыри для воспитания в православном духе; устраивались погромы, избивались те, кто хотел верить по-своему; крестьян подговаривали составлять приговоры о выселении из деревень неугодных духовенству лиц. Такая деятельность духовенства встречала сопротивление народа. Так, в 1901 г. по требованию сарапульского епископа Владимира полицией была вырублена в деревне Ерыксы священная роща. Местные крестьяне-марийцы оказали при этом сопротивление, обратили в бегство священников и полицейских. Для «усмирения» крестьян был послан полицейский отряд, в результате столкновения было ранено 25 человек, а одного крестьянина убили24.

Жестокие меры по насаждению православия среди народов нерусской национальности вызвали резкое осуждение со стороны прогрессивных элементов русского общества. В повести Ф. Решетникова «Подлиповцы» автор, рассказывая о пермяцкой деревне Подлипной, с негодованием говорит об инквизиторской деятельности православного духовенства. Он отмечает, что крестьяне приняли православную веру лишь тогда, когда последовали карательные меры, и что для них православный поп и становой в сущности одно и то же. При появлении того и другого они «прячутся в домах и запирают двери». В повести Н. Лескова «На краю света» и в очерке «Сибирские картинки XVIII в.», основанном на документальных материалах, автор показал миссионерскую деятельность сибирского архиепископа Нила, насаждавшего православие среди народов Севера.

После подавления революции 1905 г. гонения на неправославные и нехристианские религии, особенно на ислам и сектантство, усилились. Духовное ведомство расширило сеть церковно - приходских школ и попечительств, воинствующая пропаганда православия велась также через церковные собрания. В помощь жандармам в рясе были привлечены реакционные и черносотенные элементы, их организации возглавлялись духовенством. Духовенство боролось также с национально - освободительным движением и с этой целью усилило деятельность миссионерских организаций. В 1910 г. совещание миссионеров, этих гонителей веры и душителей религиозной свободы, возглавил председатель совета министров Столыпин. Совещание разработало целую программу по укреплению христианства и по борьбе с мусульманством. В том же году миссионеры собрались на очередной съезд в Казани. «Темные инквизиторы» добились на этом съезде принятия суровых мер против неправославных. Административные органы содействовали им в подавлении свободы совести и стремления к национальной самостоятельности.
В свою очередь и представители мусульманской религии проявляли нетерпимость по отношению к тем, кто исповедовал другую религию, особенно к русским. Проповедью национализма и религиозного шовинизма представители мусульманской и других нехристианских религий стремились увести эксплуатируемые массы от классовой борьбы.

1. В. И. Ленин. Полное собрание сочинений, т. 24, стр. 59. 90
2. АИ, т. I, № 261
3. П. Буцинский. Крещение остяков и вогулов при Петре I. Харьков, 1893, стр. 71.
4. ПСЗ, т. VII, № 4254.
5. «Русская старина», кн. X, 1878, стр. 309 - 312.
6. С. И Викторовский. История смертной казни в России. М, 1912, стр. 204.
7. Е. Малов. О Новокрещенской конторе. Казань, 1878, стр. 172.
8. Е. Малов. Указ. соч., стр. 165.
9. Н. Б. Никольский. Распространение христианства среди нижегородских чуваш до 1764 г. - «Живая старина», вып. 1 - 2, 1915, стр. 127.
10. Е. Малов. Указ. соч., стр. 60.
11. И. Дубровин. Пугачев и его сообщники, т. I. СПб., 1884 стр. 364.
12. И. Дубровин. Указ. соч., т. I, стр. 50 - 56.
13. «Пугачевщина». Сборник документов, т. II. M. 1926 - 1931, стр. 3-5.
14. Там же, стр. 27.
15. Е. Малов. Указ. соч., стр. 203.
16. «Сборник отделения русского языка и словесности Академии наук», т. XV, 1876, стр. 14 - 16.
17. «Исторический вестник», т. XVIII, 1884, стр. 131
18. П. Н. Луппов. Христианство у вотяков. СПб., 1899, стр. 316, 320.
19. А. Трефилов. Очерки по истории дореволюционной марийской школы. М., 1951, стр. 198.

Пришествий на страницу: 2329 

Л етопись рассказывает, что в 988 или 989 г. над Киевом «воссиял свет» Христовой веры - киевский князь Владимир, убедившись в лживости языческих богов, решил переменить веру и после целого ряда разведок, переговоров и даже военных походов признал истинной верой византийское православие; он принял его сам, и по приказу крестились киевляне, а затем и вся остальная Русь. Еще церковный историк Голубинский нашел в себе мужество признать, что все рассказы как летописи, так и «жития» Владимира об обстоятельствах принятия Владимиром христианства являются благочестивыми вымыслами, составленными на разные византийские сюжетные мотивы, и не содержат в себе ни одной крупицы исторической истины, кроме одного голого факта, что в 988 или 989 г. Владимир и его дружина приняли из Византии христианство, которое и было объявлено официальной религией. Нам не приходится особенно жалеть о том, что цепь событий, предшествующая этой реформе и сопровождавшая ее, остается для нас невыясненной. Самое главное - социально-политические предпосылки реформы и значение ее для Византии - ясно выступает для нас из всей истории сношений киевских военно-купеческих верхов с греками, достаточно четко обрисованной в летописи.

Тут прежде всего приходится отметить, что реформа Владимира была завершением начавшегося еще за сто лет до него процесса и в сущности не была реформой для значительной части дружины. Торговые интересы давно уже заставляли многих ее представителей, одинаково и славян и варягов, расставаться со старой верой; еще при /21/ Игоре, более чем за полвека до 988-989 гг., в Киеве уже была церковь во имя Ильи, обслуживавшая ту часть дружины Игоря, которая, по словам летописи, исповедовала христианство и при заключении договора с греками клялась именем христианского бога, в то время как остальные дружинники клялись Перуном. Ко времени княжения Владимира число христиан в княжеской дружине должно было еще значительно увеличиться; это обстоятельство объясняет нам и реформационный пыл князя: как в свое время император Константин должен был легализовать христианство и стать христианином, ибо его войско оказалось на три четверти состоящим из христиан, так и киевский князь не мог остаться при старой вере, когда большая часть его дружины приняла христианство. В то же время распространение христианства среди киевского военно-купеческого населения энергично велось Византией в ее собственных интересах. Константинополь не прочь был стать полновластным господином над богатой сырыми продуктами днепровской страной. За дальностью расстояния, конечно, не могло быть и речи о фактическом завоевании, и средством для упрочения византийского влияния и контроля должна была стать религия. Если грекам не удалось после реформы 988-989 гг. превратить днепровскую Русь в свою колонию, то это уже не их вина, а вина неблагоприятно сложившихся для них исторических обстоятельств. Византийская церковь, выполняя правительственное задание, и сама по себе была кровно заинтересована в обращении днепровской Руси, как это мы увидим ниже.

Таким образом, давление со стороны дружины, с одной стороны, и греческих царей, на сестре которых Владимир женился, с другой стороны, заставило Владимира принять христианство и объявить его официальной религией. Вместе с новой княгиней приехали в Киев митрополит Михаил, поставленный в Константинополе для новой церкви, а также «попы царицыны и корсунские», т.е. священники из Константинополя и Корсуня в Крыму, ближайшей к Киеву греческой колонии; они немедленно принялись за дело. Крещение дружины прошло, надо думать, без всяких инцидентов. О крещении других слоев населения, цепко державшихся старой веры, летопись рассказывает весьма пикантные подробности, свидетельствующие о том, что подвластное дружине население приходилось загонять в христианский рай дубиной. Всех киевлян, «богат ли, убог или нищ, или /22/ работник», т. е. по преимуществу мелкое киевское городское население, по приказу князя согнали к Днепру и окрестили, а Перуна свергли и изгнали из Киева. Но бог, хотя и свергнутый, мог опять вернуться и наказать за отступничество; поэтому Владимир сделал специальные распоряжения насчет изгнания Перуна: особые люди должны были бросить Перуна в воду и подталкивать его, пока он не пройдет пороги. Вслед за Киевом настала очередь других городов, где христианство было введено тем же порядком, что и в Киеве; в Новгороде пришлось даже пустить в ход военную силу- «Путята крестил Новгород мечом, а Добрыня огнем», А в отдаленном Ростове, где крещение прошло, по-видимому, без особых инцидентов, очень скоро наступила жестокая реакция. Первые два ростовских епископа сбежали оттуда, «не терпяще неверия и досаждения людей»; против третьего епископа, Леонтия, поднялся бунт, его хотели изгнать из города и даже убить; только четвертому епископу, Исайе, удалось «предать огню» все идолы, стоявшие в Ростове и в его области, и «напоить» тамошних жителей своим учением, вероятно, не без содействия военной силы. Если так было в городах, то в селах и лесах было, вероятно, еще хуже; к сожалению, летопись, интересующаяся исключительно княжеско-боярской и церковной аристократией, ничего не говорит о ходе обращения в «истинную» веру крестьянской массы тогдашнего населения.

Это обращение, конечно, могло быть и было только чисто внешним. Христианская мифология и культ совершенно не подходили к условиям жизни Приднепровья. Христианство возникло на почве ожесточенной социальной борьбы I в.; оно было сначала эсхатологической религией рабов и пролетаризованных элементов мелкой буржуазии и только впоследствии было переработано в богословскую отвлеченную религию искупления с могучей церковной организацией, в лице которой тогдашнее государство получило новое могущественное орудие для своей власти. Приднепровье жило совсем в других хозяйственных и социальных условиях, чем Византия. Поэтому главный мотив христианской догматики, мотив искупления, остался чужд новообращенной массе.

Иисус /23/ Христос как спаситель и искупитель был для нее непонятен, не трогал ее; и вся остальная философско-теософская система, сотканная александрийцами вокруг догмата о Христе, осталась столь же чуждой и странной для славянского уха. Но в церковном византийском христианстве были еще другие элементы, которые дали возможность обращению укрепиться. Церковная организация давала в руки дифференцировавшегося от массы славян купеческо-дружниннеческого слоя новое орудие для хищнической эксплуатации подвластных ему племен. Греческий священник с крестом, сопутствуемый дружинником с мечом, проповедовал не только новую религию, но и подчинение во имя этой религии княжеской власти. С другой стороны, содержание византийского христианства не ограничивалось богословскими отвлеченными концепциями. Рядом с ними жил в христианской оправе целый ряд пережитков всех тех народных религий, которыми пестрели Восточная и Западная империи. Ангелы и бесы, иконы и мощи, таинства и процессии, наконец, даже религиозные гимны и их напевы - всё это столь же мало было оригинальным созданием христианства, как и христианская догматика, эта причудливая смесь иудейского мессианизма с греческим неоплатонизмом. Мало этого: считаясь с тем, что в крестьянской массе продолжали еще в IV-V вв. жить рядом с христианским культом старые культы Диониса, Пана и других богов под их подлинными именами, в прежних святилищах и с прежними праздниками, греческая церковь вынуждена была, кроме прямой борьбы на истребление, выставить в противовес прежним богам своих христианских духов-специалистов. В противовес Дионису она выдвинула культ святого Георгия (georgos-земледелец), рекомендовала строить храмы на месте прежних святилищ Диониса и отмечать в честь него праздники в дни дионисии, не брезгуя при этом соблюдением старых обрядов вплоть до жертв; она стала проповедовать о том, что есть ангелы со специальными функциями-ангелы гор и рек, источников и колодезей, волов и овец, грома и града, мороза и зноя, весны и осени, дня и ночи, сна н мира, победы и удачи и что к каждому человеку приставлен особый ангел-хранитель, охраняющий своего клиента и днем и в особенности ночью. Болезни и несчастья она приписала действию бесов, для борьбы с которыми были составлены особые церковные заклинания, причем на совершение /24/ заклинаний клирик должен был получать от епископа особое благословение. Другими словами, уже на византийской почве возникло то самое двоеверие, которое официальные русские историки церкви считали почему-то оригинальным русским явлением. Это двоеверие в связи с фетишизмом мощей и икон и с магией таинств и обрядов и было той плоскостью, на которой произошло слияние днепровской религии с византийским христианством. В христианских святых и священных реликвиях, которым церковь присвоила чудотворную силу, приднепровец вновь находил утраченных было специальных богов-покровителей и фетишей. В непонятном для него культе он находил замену прежних волхвований, а на монахов и на священников смотрел как на волхвов. Наконец, византийские погребальные обряды с учением о бессмертии души и воскресении легко соединялись с первобытным культом мертвых. Этот процесс синкретизма облегчался еще тем, что, по существу, все указанные элементы христианских верований и культа вели свое происхождение от тех же анимистических предков. Несмотря на вековую переработку всех анимистических воззрений сначала в горниле греческой, а затем в горниле христианской религии, они все-таки легко могли быть очищены от результатов всех позднейших модификаций и приведены к первоначальному виду.

Наконец, действовало и еще одно условие, именно педагогические приемы византийских проповедников. Не будучи в силах достичь действительного превращения днепровцев в христиан, видя тщетность убеждений, что языческие боги не существуют в действительности, а существует лишь один христианский бог, греческие священники пошли на такие же уступки прежней вере, какие в свое время вынуждена была сделать и греческая церковь: они признали реальность существования всех бесчисленных славянских богов, приравняв их к бесам, и признали святость традиционных мест и сроков старого культа, выстраивая храмы на месте прежних кумиров и капищ и назначая христианские праздники приблизительно на те же дни, к которым приурочивались ранее языческие. Но этот прием не достиг вполне своей цели. Не говоря уже о народной массе, которая благодаря ему могла изменить только номенклатуру, но не содержание своих верований, он открыл широкую дорогу для двоеверия и среди верхнего слоя киевского общества. Киевские монахи и священники из славян уверовали в /25/ теорию беса; существование беса, утверждаемое христианством, только утвердило их в вере в существование их прежних кумиров и дало возможность заменить христианскую теорию беса доморощенной: враг рода человеческого потому его враг, что его теперь не кормят. Полтора века спустя эта упрощенная теория заменилась другой, уже считавшейся с христианской теорией беса: когда приверженцы сатаны были низвергнуты на землю, то попавшие в воду стали водяными, в лес - лешими, в дома - домовыми и т. д.; языческие области - это страны, где царствует диавол, который в 988 г. горько плакался: «Увы мне, яко отсюда прогоним есмь! сде бо мнях жилище имети, яко сде не суть учения апостольска, ни суть ведуще бога, но веселяхся о службе их, еже служаху мне, и се уже побежден есмь от невеигласа сего, а не от апостол, не от мученик, не имам царствовати в странах сих». Многочисленные рассказы летописи и Киево-Печерского Патерика свидетельствуют о живости и яркости этой веры в бесов. Из целого ряда курьезов этого рода чрезвычайно характерен рассказ о том, как греческий монах Исакий (из купцов) терпел искушения от бесов. Бесы страшили его в виде медведей, мышей, жаб и всяких гадов, а другой раз являлись к нему в виде двух прекрасных юношей, рекомендовавшихся ему в качестве ангелов, и предупредили его о предстоящем визите ему самого Христа. Когда он им поверил, то собралась бесов «целая улица», один представился Христом, прочие стали играть в бубны, сопели и гусли, а Исакия заставили плясать до тех пор, пока он не упал полумертвым. Содержание этих галлюцинаций дано старыми элементами мифа и культа - веры в оборотничество и переселение душ и обычаями дохристианской оргиастической обрядности. Как ни отгоняли Исакий и другие подобные ему от себя эту старую веру, она постоянно возвращалась к ним в виде «бесовского действа».

В народной среде церковная теория беса, напротив, прививалась плохо; бесчисленные духи и мелкие божества народного пантеона не исчезли и даже не переменили своих свойств, только некоторые стали казаться враждебными человеку, потому что последний перестал кормить их. Бес занял место рядом с ними; если мы всмотримся в фигуру беса, как он изображается в сказках, мы не найдем в нем никаких признаков демонического духа зла и ада, каким он рисуется в христианской демонологии. Он любит подшутить над человеком, но /26/ часто подчиняется ему и оказывает услуги; он столь же близок к человеку, как любое другое существо природы, живет под землей или в омутах и ничуть не страшен. Сказка изображает его скорее в комическом, чем в отвратительном или ужасном виде. По мере затемнения прежних верований с фигурой беса, несомненно, часто стали сливаться фигуры водяного и лешего; но это слияние не уничтожило самостоятельных представлений о последних и происходило само собой, а не под влиянием теории первых доморощенных днепровских богословов. Можно сказать, что христианство сначала лишь обогатило лесной и водяной олимп новым представителем.

Христианские представления о боге, рае и аде также преломились до неузнаваемости, пройдя сквозь призму славянской первобытной религии. Следующая любопытная украинская сказка показывает, во что превратился в народном представлении тот высочайший духовный бог, которого проповедовали греческие священники. Баба нашла на дороге горошину, дед посадил ее под полом; из горошины вырос горох и дотянулся до самого неба, а стручки на нем уродились прямо невиданные. Стерег-стерег дед стручки, да и заснул; а пока он спал, бог все стручки и забрал себе. Старик полез по гороху на небо и стал упрекать бога; тот дал деду за стручки золотые лапти. Дальше идет обычный для многих сказок рассказ о том, как старик променивал лапти до тех пор, пока не остался ни с чем. На христианского бога здесь перенесены все черты прежнего нехитрого божества. Спасение, которое приносит Христос, претворилось в народном представлении в чисто реальное, материалистическое принесение благополучия: «Иисус Христос у ворот стоит, он с хлебом, с солью, со скатертью, со скотинкою, с животинкою» - поется в одной рождественской подблюдной песне. Рай уже на небе, а не под землею; но чтобы туда попасть, не нужно никаких подвигов; достаточно взобраться до неба по лестнице, прорубить в нем дыру и пролезть туда, а райское блаженство заключается в том, что в раю стоят чудесные жернова- как повернутся, тут тебе каша да пироги. Этот миф принес с собою и некоторое дополнение к погребальным аксессуарам: в гроб стали класть ременную или испеченную из теста лестницу для облегчения душеньке восхождения на небо.

Такое же превращение претерпели и другие христианские представления. Весна превратилась в богородицу, /27/ приезжающую на благовещение на сохе; она - «богородица» потому, что, приехав, ночует в крестьянской хате и родит там своего бога и сына (весной, а не в декабре!), того бога, который приносит крестьянину урожай и хлеб на зиму. Святые Илья, Егорий (Юрий) и Микола превратились в покровителей сельскохозяйственных работ и помощников земледельца. Из них на первое место стал не Георгий, как в Греции, а Микола, заменивший собою прежнего житного деда, вероятно, потому, что на иконах он изображается с длинной седой бородой; он «жито родит», «ярь засевает», «горох сеет» и на поле «первый бог»; его изображения в виде статуй или икон ставились на полях, и этот обычай еще в конце XIX в. бытовал на Украине; заключительный жертвенный пир весеннего земледельческого цикла стал посвящаться Миколе, получил название микольщины и был фиксирован на 9 мая. Георгий, под именем Юрия, стал богом-покровителем скота и богом весенней растительности: он «с ключиками», отмыкает землю, выпускает росу и растит траву. Илья раздвоился - с одной стороны, заменил собою громовика Перуна,а с другой, по совпадению его церковного праздника с периодом жатвы, заменил прежнее божество жатвы, по-видимому, женского пола: «Илья - старая жнея», «жито зажинает». Другие святые и ангелы превратились в покровителей других специальных работ, целителен определенных болезней и т. д. Даже такое отвлеченное понятие, как понятие благодати, не избежало общей участи: во время молитвы накануне сева самарские крестьяне до сих пор еще затыкают в избе все щелки и закрывают все трубы, чтобы нисшедшая от молитвы благодать божия не могла уйти на небо.

Столь же живучими оказались прежняя обрядность и магия. Дохристианская обрядность, как показывают жалобы и увещания церковных проповедников, продолжала жить целиком в течение всего киевского периода и даже в течение удельно-феодального периода, и не только в деревне, но и в городе; напротив, христианская обрядность прививалась туго. Автор Начальной летописи вынужден сознаться, что люди его эпохи только «словом нарицающиеся христиане», а на деле - «поганьски живуще», на игрищах людей «многое множество», а в церквах во время службы их обретается мало. В конце XI в. киевский митрополит Иоанн жаловался, что многие «жрут бесом и болотом и кладезем», а причастия «не принимают ни единую летом», и церковный обряд венчания /28/ соблюдается только боярами и князьями, а «простые люди» заключают браки по прежнему обычаю - «поймают жены своя с плясаньем и гуденьем и плесканьем», и некоторые «без срама» имеют по две жены. Еще проще обстояло дело в магии. Больных, в особенности детей, матери без всяких колебаний несли по-прежнему к волхвам; когда в конце XIII в. волхвы стали исчезать со сцены, старая магическая обрядность и ее формулы продолжали сохранять свою силу, лишь с механическими добавлениями христианского характера. В заговорах христианские персонажи попросту стали рядом с дохристианскими, как бы для усиления магического действия. Достаточно привести хотя бы христианизированную редакцию заговора скота от несчастья: «

Господу богу, помолюся, и святой деве, и святому Миколаю, и святой пречистой, святому вознесению, святой Покрове (!) и святому Юрью, и тебе прошу, красное солнце, и тебе прошу, ясный месяц, и вас прошу, зори-зореницы, божий помощницы, и тебе прошу, галочко, и отверни злых собак от моего скота, и тебе прошу, царя Давида и кротости твоей, стань ты мене в помощи»; в заговоре от укуса гадюки кроме царицы-гадюки стали призывать Пантелеймона; в заговоре от «трясавиц» (лихорадок) ввели Ирода, который должен наломать и нарубить дубовых жердей, чтобы избить трясавиц, или Сисиния и Михаила, поражающих их мечом. Можно было бы привести еще бесчисленное множество подобных же примеров из великорусской, украинской и белорусской заговорной литературы. Магические средства и обряды также сохранялись без изменений и лишь кое-где были дополнены применением святой воды и святого масла.

Не менее прочно сохранились старая вера и обрядность в религии мертвых. Владимира и других князей христиан хоронили с соблюдением древних обрядов - с выносом через отверстие в стене, с вывозом тела на санях и т. д. Обычай погребения на санях соблюдался еще в XIV в., при похоронах московского митрополита Петра, и даже позже, при похоронах некоторых великих князей и царей. Можно добавить, что древнюю теорию сна-смерти поддерживали и официальные проповедники: в 1051 г., через 36 лет после смерти Владимира, митрополит Илларион призывал его: «Встани, о честнае главо, из гроба твоего, встани, отряси сон - возведи очи, да видиши, какой тя чести господь сподобив». Но едва ли не больше всего старая религия мертвых сказывается в похоронных и поминовенных обрядах. /29/ Тут вряд ли даже можно говорить о двоеверии - настолько живо и ярко даже до сих пор в некоторых местностях сохраняются стародавние взгляды и обычаи. Любопытно проследить различные акты похорон и поминок; при этом обнаружится, что старый обряд и старая вера не только не умерли, но продолжали развиваться и обогащаться новыми подробностями. Когда умирает грешник, то для прохода его души приходится вынимать доску из потолка, ибо она вместе с сопровождающими ее чертями не может пройти через окна или двери, которые обычно кропятся святой водой. Когда в Белоруссии покойника укладывают в гроб, то кладут ему кроме других вещей табак, трубку, бутылку водки, чтобы покойник на том свете мог угостить друзей и знакомых, и даже бутылку святой воды, чтобы отгонять чертей, которые захотели бы утащить его в ад. Чтобы душа не выходила из могилы и не беспокоила живых, могилу запечатывают четырьмя крестами, которые делаются лопатою по углам могилы; в Белоруссии этот обряд считается самым важным моментом погребения. На поминальных обрядах и обедах также можно заметить некоторые особенности, возникшие под влиянием церкви. В Белоруссии часть обеда, заготовляемого для поминок, во время заупокойной обедни стоит в церкви, а затем выносится на могилу; часть этой жертвы обязательно отдается причту. На пасхе мертвецов приветствуют возгласом «Христос воскрес» и катают на могилах яйца-своего рода христосование. В поминовенные дни покойники любят выходить из могил и бывать в церкви; поэтому белорусы ставят на сороковой день у могилы колоду, чтобы покойник, выйдя из могилы, мог на ней посидеть.

Таковы были весьма сомнительные идеологические результаты крещения Руси; однако они не смущали ни обращавших, ни содействовавших им господ тогдашнего общества. Суть дела заключалась в том, что «воссиявшая» на Днепре «благодать» давала весьма ощутительные плоды в виде вполне материальной, хотя и не сиявшей никаким неземным блеском благодати. Новая русская церковь на Днепре и Волхове стала новым и обильным источником доходов для ее «духовной матери», константинопольской церкви, и новым орудием эксплуатации в руках верхов киевского общества. За эти материальные выгоды можно было заплатить приспособлением христианской идеологии к народной религии днепровцев, /30/ тем более что эта плата не расценивалась материальным образом,-попросту говоря, ничего не стоила. «Издержки производства» свелись только к нескольким усмирениям народных бунтов, во время которых опять-таки была пролита главным образом кровь смердов и пострадало их хозяйство.

Церковная организация

Для константинопольского патриархата новая церковь была колонией, куда могли быть направлены все «излишки» клерикального населения. А излишки эти были весьма значительны. Клириков в константинопольском патриархате было, по выражению византийского летописца, «неисчислимое» количество. Священников, например, даже в таком провинциальном городишке, как Эдесса, было до 200; в других более крупных городских центрах их было соответственно еще больше; монахи насчитывались десятками тысяч и являлись настоящей язвой для страны; епископов было до 6000, а около них кишели их гражданские прихвостни, крупные и мелкие. Вся эта армия, конечно, не могла прокормиться на греческих хлебах, многие голодали и нищенствовали; «перепроизводство» заставляло патриарха искать новых мест для насаждения «истинной» веры. Когда под властью константинопольского патриарха появилась новая русская церковь, из византийского запасного резервуара хлынули готовые отряды «просветителей» и «святителей». Не только все первые епископы, но и все первые священники и монахи были в Киевской Руси из греков. Основателем Киево-Печерского монастыря был афонский монах Антоний; другие монастыри ставились русскими князьями и боярами, но для управления ими приглашались также греческие монахи, приводившие с собою и ядро «подвижников». С течением времени в составе приходского духовенства и монашества появился, конечно, и значительный процент местных людей; но митрополия и епископат по-прежнему оставались, за немногими исключениями, греческими.

Устроив на новые русские хлеба значительную часть голодавшей греческой братии, константинопольский патриарх не забыл и своих выгод. Новая церковь была объявлена составной частью константинопольского патриархата, и на нее был распространен общий порядок управления митрополиями, /31/ подчиненными патриарху. Некоторые изменения, внесенные в этот порядок специально для управления русской церковью, увеличивали власть патриарха и уменьшали права киевской митрополии. По каноническим правилам, соблюдавшимся в Византии, патриарх «поставляет», т. е. утверждает митрополитом, кандидата, представляемого собором епископов митрополии; конечно, кандидат обычно выставлялся по соглашению с патриархом и с местною гражданскою властью, но все же у местного епископата было право известного выбора из числа наиболее угодных начальнику лиц. По отношению к киевской митрополии даже эту призрачную выборность сочли ненужной роскошью; кандидата в киевские митрополиты патриарх намечал совместно со своим патриаршим советом, иногда даже не спрашивая киевского князя. Таким образом, за все время существования киевского княжества на митрополичьем престоле только два раза были русские епископы, оба раза с момента конфликтов киевских князей с Византией (Илларион в 1051 г. при Ярославе, после войны с греками, и Клим, или Климент, при Изяславе в 1148 г., поставленный князем на место поссорившегося с ним грека Михаила). Управляя через своего ставленника киевской церковью, патриарх часто ограничивал его даже в тех правах, которые бесспорно принадлежали всякому митрополиту. Так, патриарх нередко присылал епископов на освобождающиеся кафедры прямо из Константинополя, из греков или из русских монахов, ездивших к патриарху и умевших ему угодить, обходя таким образом непосредственного правителя русской церкви. Далее, патриарх ревностно следил за исправным поступлением причитавшихся ему платежей - платы за поставленных на епископские должности самому патриарху и его «нотариям», т. е. чиновникам патриаршей курии, доходов с вакантных кафедр и церквей, доходов с так называемых ставропитий, т. е. монастырей и церквей, которые отбирались патриархами в свое непосредственное управление, и разнообразных судебных и административных пошлин. Кроме этих обязательных, установленных каноническими правилами сборов патриархи не брезгали и добровольными дарами как со стороны подчиненных, так и со стороны князей.

Не приходится прибавлять, что все эти расходы в пользу патриарха и его курии перекладывались киевскими клириками на плечи их паствы, покрывались и перекрывались /32/ эксплуатацией зависимого от церковных учреждений населения. Эксплуатация паствы производилась различным образом, причем прямые сборы с прихожан и других групп верующих занимали отнюдь не самое главное место. Гораздо важнее были судебные права, предоставленные киевской церкви княжеской властью. Суд был одной из самых доходных статей: церковному суду княжеские указы подчинили широкий круг дел и широкий круг лиц. Дела, так или иначе связанные с религией, независимо от участников были объявлены подсудными церкви, сюда были отнесены все дела, касающиеся брачного права и семейных отношений, дела о волшебстве и знахарстве, о кощунстве, о святотатстве, о совершении прежнего дохристианского культа. С другой стороны, все так называемые церковные люди при возникновении между ними дел об обиде или тяжебных и наследственных дел также подлежали церковному суду. К числу церковных людей кроме монахов, клириков, членов их семейств и технического персонала церквей были отнесены также некоторые категории и чисто светского населения: «задушные люди», т.е. крестьяне имений, отданных церкви на помин души, весь персонал, обслуживавший церковные и монастырские больницы и гостиницы, и жившие в последних люди, наконец, изгои, т.е. люди, так или иначе выбившиеся из колеи или не принадлежавшие ни к одной из тогдашних официальных общественных групп, как, например, холопы, выкупившиеся на волю, обанкротившиеся купцы, безместные поповичи и т.д.; изгои отдавались в ведение церкви целыми селами, вместе с землею, на которой сидели. Наконец, епископам было поручено наблюдение за правильностью торговых мер и весов - контроль, который был источником значительных доходов. Так сложилось в Киевской Руси своеобразное церковное государство в государстве, представлявшее целую систему кормлений.

Но важнейшим церковным учреждением, при помощи которого народный труд и народные средства превращались в источник для благополучия и сытой жизни клириков, были монастыри. Мы не можем здесь вдаваться в историю происхождения и эволюции монашества; мы должны только охарактеризовать то положение, какое монастырь занял в церковной и общественной жизни Византии к Х в., и ту экономическую роль, какую он играл, ибо на Днепр целиком были перенесены и строй монастырской жизни, и монастырская идеология, выработанные в Греции. /33/ Там сложилось воззрение, выработанное в монастырях, что судьба души за гробом зависит не только от дел умершего, но также главным образом и от молитв живых за умерших. Но при этом монахи подчеркивали, что далеко не все равно, кто и где будет молиться за умерших; молитва «непогребенных мертвецов», т.е. монахов, всецело посвятивших себя посту, молитве и другим благочестивым подвигам, скорее будет услышана богом, чем молитва приходского белого духовенства. Эта агитация оказала свое действие и привела к основанию множества поминовенных монастырей. Каждый состоятельный человек, стремясь спасти свою душу, либо основывал монастырь, обеспечивая его землей, капиталом и рабочими людьми, либо, в худшем случае, делал на помин души вклады землей или деньгами в существующие монастыри. Влияние монашества в этом вопросе было настолько сильно, что нашло себе отражение даже в законодательстве Х в.; одна из новелл Константина Багрянородного предписывала, чтобы в случае смерти бездетного без завещания от оставшегося состояния отделялось в пользу церкви от трети до половины имущества на помин души. В своих монастырях их основатели старались проводить остаток дней, нередко постригаясь перед смертью в монахи, и после смерти там погребались. Эта идеология была перенесена вместе с первым монастырем на Днепр. По словам Киево-Печерского Патерика, Антоний и Феодосий, основатели Киево-Печерской лавры, уверяли, что всякий человек, монах или мирянин, похороненный в монастыре, будет помилован, невзирая на его грехи. А житие Феодосия к этому прибавляет, что Феодосии перед смертью дал братии еще более смелое обещание: «Се елико же вас в монастыри сем умрет, или игуменом где отослан, аще и грехи будет кто сотворил, аз имам перед богом за то отвещати». Агитация Феодосия и Антония возымела свое действие: князья и бояре, по словам жития, приходили к Феодосию на исповедь и, получая от него «великую пользу», приносили ему «от имений своих на утешение братии и строение монастырю», другие же приносили и «села», т.е. не только земли, но и сидевших на них крестьян. О размерах этих первых вкладов точных данных мы не имеем; но зато сами за себя говорят летописные данные о вкладах в Печерский монастырь после смерти Феодосия, в XI и XII вв. Князь Ярополк Изяславич (вторая половина XI в.) «вдал» Печерскому монастырю «всю /34/ жизнь свою», т.е. все недвижимые или, по крайней мере, все лучшие свои имения, а кроме того, четыре волости, из них одну около Киева, конечно, со всеми сидевшими там крестьянами; дважды монастырь получил от других князей по пять сел «с челядью». Глеб Всеславич, кроме того, дал при жизни и завещал этому монастырю 700 гривен серебра и 100 гривен золота. Монахи Печерской лавры становились епископами в других городах, и это давало монастырю возможность протянуть свои щупальца далеко за пределы Киева. Так, ростовский епископ Ефрем, вышедший из Печорского монастыря, дал монастырю подворье в Суздале и несколько сел там же. Подобным же образом получали различные хозяйственные угодья и денежные вклады и другие монастыри; например древнейший из новгородских монастырей, Рождественно-богородичный, получил в дар от своего основателя село Волховское с холопами и рыбными ловлями; другой новгородский монастырь, Юрьевский, получил в начале XII в. от князя Мстислава Владимировича не только волость Буец «с данями, и с водою, и продажами», но также часть княжеских доходов - «вено вотское», т.е. брачные пошлины в Вотской области, и «осеннее полюдье даровное», т. е. сполна княжеские сборы в осенний проезд по области, находившейся под княжеским управлением. Тут мы имеем дело уже с иммунитетами чисто феодального типа-это и понятно, так как в XII в. наступает быстрая феодализация и общества и церкви, процесс, с которым мы ближе познакомимся в следующей главе. Но в иной форме тут перед нами то же самое явление, что и в Х-XI вв.: монастыри являются хозяйственными предприятиями эксплуататорского характера.

В меньшей степени, но те же черты можно уловить и в истории основания некоторых церквей. Церкви ставились почти исключительно князьями и боярами или в качестве официальных государственных храмов, или в качестве фамильных усыпальниц, или для обслуживания культов излюбленных святых. Это явление ярко запечатлелось и в иконографии. Князь, подносящий богу выстроенную им церковь, иногда в сопутствии всей семьи - часто встречающийся сюжет в живописной росписи церквей XI-XII вв., не менее характерны фрески на чисто светские мотивы, например княжеской охоты, игр и других увеселений, которыми по заказу князей украшались их церкви, точно залы их дворцов. Конечно, основатели церквей брали их на свое содержание и /35/ нередко давали им крупные дотации, которые становились основным капиталом для церковных предприятий. Так, Владимир после крещения поставил в Киеве церковь богородицы, на содержание которой отдал десятую часть своих доходов от имений и городов, и обязал своих преемников под угрозой проклятия соблюдать это обязательство, поэтому церковь и была прозвана Десятинной. Вслед за Владимиром Ярослав, поставивший целый ряд церквей, давал на их содержание «урок», т.е. определенную часть доходов от княжеских имений. Церкви, получившие такие дотации, подобно монастырям, пускали свои средства в оборот, но, по-видимому, больше в области торговли, чем сельского хозяйства. В церквах под покровом «святых угодников» устраивались товарные склады, застрахованные от пожаров каменными стенами и от воров - массивными металлическими дверями и запорами; в церквах же обычно хранились образцовые меры и гири, заемные письма и другие деловые документы.

Так образовалась с самого начала христианства на Днепре основная смычка новой веры и княжеской власти на хозяйственной и социально-политической основе. Она сказывается также и в религиозных представлениях. Новый христианский бог мыслился князьями именно как их специальный княжеский бог, заменивший собою прежнего Перуна. Он - верховный повелитель князей, дающий им власть, венчающий их на княжение, помогающий им в походах, принимающий их души в свои чертоги; для сношения с этим богом князья не нуждаются обязательно в услугах духовенства,-напротив, клирики мыслятся скорее как слуги князей, чем как слуги бога.

Это первенство княжеской власти в союзе князей и церкви объясняется тем, что церковь была слабее княжества и в хозяйственном и в организационном отношении. Она пробовала оказать влияние на политическую жизнь, особенно на те моменты, которые вредным образом отражались на ее хозяйственном благополучии; так, митрополиты не раз выступали против обычных для XI-XII вв. княжеских усобиц и пытались мирить враждующих князей. Но эти попытки вмешательства редко бывали успешны, и ничего подобного западному божьему миру и божьему перемирию киевская церковь создать не могла. Напротив, княжеская власть, не стесняясь, показывала свою силу: князья не раз сгоняли с кафедры неугодных им епископов, и в числе таких решительных /36/ государей летопись называет даже Андрея Боголюбского. Это первенство княжеской власти отражается также и в культе святых.

В числе заимствованных из Византии святых самыми популярными стали Дмитрий Солунский и Георгий, оба, по словам их житий, солдаты, замученные за веру Диоклетианом. Из них первое место занял Дмитрии, культ которого особенно выдвинулся с XIII в., в эпоху борьбы с татарами. Еще любопытнее тот факт, что первыми русскими святыми, первыми новыми богами новой церкви были провозглашены не клирики н не монахи, а князья Борис и Глеб, убитые после смерти Владимира во время усобицы, возникшей между его наследниками. Сказания о Борисе и Глебе не дают ответа на вопрос, какие мотивы были у великого князя Ярослава, когда он провозглашал своих убитых братьев святыми; но зато вполне отчетливо вырисовывается роль митрополита и других представителей клира в этом деле: они донесли Ярославу, что тела князей «присно все целы», что лица их светлы, как лица ангелов, и что от них исходит благоухание, а затем, когда прошел слух о чудесах от новооткрытых мощей, тот же митрополит научил князя построить в честь Бориса и Глеба большую церковь и объявить их святыми и покровителями русской земли. Другими словами, церковные специалисты с величайшей готовностью и рвением хлопотали об апофеозе княжеской власти, скромно отодвигая на второй план своих собственных кандидатов в святые. И в последующее время сохраняется эта же тенденция: из восьми остальных святых, канонизированных в Киеве и Новгороде, пять были княжеского происхождения (в том числе княгиня Ольга) и только три клирика-Антоний и Феодосии Печерские и новгородский епископ Никита.

Иное положение заняла церковь в следующий период-удельного феодализма, когда после разгрома Киевской Руси татарами и ее запустения центр русской жизни переместился в Новгородскую и Ростовско-Суздальскую области. /37/

Утверждение о наличии в I в. н. э. пролетаризированных элементов мелкой буржуазии - рецидив былого увлечения Н. М. Никольского так называемой «теорией циклов», о чем уже говорилось в предисловии к настоящему изданию.

Последним, и одним из любимейших аргументов сторонников концепции «насильственной» христианизации являются летописные указания на убийство волхвов в рассматриваемый нами период.

1.2 Несостоятельность «Иакимовской летописи», как исторического источника.

Крещение Новгорода «огнем и мечом» давно стало хрестоматийным примером при изложении истории крещения русских земель в 988–989 гг. при князе Владимире. Ничего удивительного в этом нет: это единственный пример, который можно приводить в подтверждение концепции «насильственного» крещения, ставшей практически общепринятой в отечественной науке советского периода.

По сути, нет практически никаких материальных подтверждений (пожарища, бегство или гибель населения и т. д.) массового характера общественных катаклизмов, будто бы сопровождавших крещение. Даже языческие святилища на периферии Руси функционировали еще спустя столетия.

На базе основной массы письменных и археологических источников складывается ощущение мирного и отчасти формального принятия крещения горожанами в 988 г. Оно происходило под несомненным воздействием верховной власти, но как будто не сопровождалось ни репрессиями, ни массовыми силовыми про тестами. Следует, кстати, помнить, что речь идет еще об обществе, где оружие, в общем, имелось в доме каждого свободного «мужа». Возможностей для масссового мятежа было достаточно – но его не произошло. Однако, почему-то считается, что известие Иоакимовской летописи XVII в. о крещении Новгорода разрушает эту идеализированную картину.

Самый древний рассказ о крещении Новгорода находим в Новгородской первой летописи младшего извода. «В лето 6497. Крестися Володимир и вся земля Руская; и поставиша в Киеве митрополита, а Новуграду архиепископа, а по иным градом епископы и попы и диаконы; и бысть радость всюду. И прииде к Новуграду архиепископ Аким Корсунянин, и требища разруши, и Перуна посече, и повеле влещи его в Волхово; и поверзъше уже, влечаху его по калу, биюще жезлеем; и заповеда никому же нигде же не прияти. И иде пидьблянин рано на реку, хотя горънци вести в город; сице Перун приплы к берви, и отрину и шистом: “ты, рече, Перунище, досыти пил и ял, а ныне поплови прочь”; и плы со света окошьное» .

Как видим, здесь нет данных о насильственном характере крещения и каких-либо конфликтах. Власть, как и в Киеве, призывает «не прияти» сверженного и опозоренного идола – и призыв этот услышан. Гончар из Пидьбы (села под Новгородом) посрамляет павшего бога, что встречает, разумеется, полное одобрение летописца. В такой картине, заметим, нет ничего недостоверного, – «аристократический» государственный культ Перуна был навязан Новгородчине из Киева в качестве основного лишь за несколько лет до того .

Заметим, что и тогда не говорится о каких-либо беспорядках и конфликтах («и жряху ему люди новгородьстии аки богу ").

Ярко выделяется на фоне многочисленных переработок этого повествования в других сводах лишь один текст – фрагмент Иоакимовской летописи, с упоминания о которой мы начали настоящую работу. Подчеркнем, что в дошедшем до нас виде летопись, дошедшая только в составе «Истории» В. Н. Татищева, была составлена не ранее последней четверти XVII в. Нечего и говорить, что первому новгородскому епископу Иоакиму, за пересказ повествования которого выдал свой труд неизвестный летописец, источник текста принадлежать не мог. Достаточно сказать, что крещение Руси связывалось в нем с именем болгарского царя Симеона, умершего за несколько десятилетий до вокняжения Владимира. О крещении новгородцев Иоакимовская летопись сообщает следующее:

"В Новеграде людие, уведавше еже Добрыня идет крестити я, учиниша вече и закляшася вси не пустити во град и не дати идолы опровергнути. И егда приидохом, они, разметавше мост великий, изыдоша со оружием, и асче Добрыня пресчением и лагодными словы увесчевая их, обаче они ни слышати хотяху и вывесше 2 самострела великие со множеством камения, поставиша на мосту, яко на сусчия враги своя. Мы же стояхом на торговой стране, ходихом по торжисчам и улицам, учахом люди, елико можахом. Но гиблюсчим в нечестии слово крестное, яко апостол рек, явися безумием и обманом. И тако пребыхом два дни, неколико сот крестя. Тогда тысяцкий новгородский Угоняй, ездя повсюду, вопил: “Лучшенам помрети, неже боги наша дати на поругание”. Народ же оноя страны, разсвирипев, дом Добрынин разориша, имение разграбиша, жену и неких от сродник его избиша. Тысецкий же Владимиров Путята, яко муж смысленный и храбрый, уготовав лодиа, избрав от Ростовцев 300 муж, носчию перевезеся выше града на ону страну и вшед во град, никому же пострегшу, вси бо чаяху своих воев быти. Он же дошед до двора Угоняева, онаго и других предних мужей яти абие посла к Добрыне за реку. Людие же страны оные, услышавшее сие, собрашася до 5000, оступиша Путяту, и бысть междо ими сеча зла. Некия шедше Преображения Господня разметаша и домы христиан грабляху. Даже на разсвитании Добрыня со всеми сусчими при нем приспе (и повеле у брега некие домы зажесчи, чим люди паче устрашении бывшее, бежаху огнь тушити; и абие) преста сечь, тогда преднии мужи просиша мира.

Добрыня же, собра вои, запрети грабление и абие идолы сокруши, древянии сожгоша, а каменнии, изломав, в реку вергоша; и бысть нечестивым печаль велика. Мужи и жены, видевшее тое, с воплем великим и слезами просясче за ня, яко за сусчие их боги. Добрыня же, насмеяхаяся, им весча: “Что, безумнии, сожалеете о тех, которые себя оборонить не могут, кую помосчь вы от них чаять можете”. И посла всюду, объявляя, чтоб шли ко кресчению. Воробей же посадник, сын Стоянов, иже при Владимире воспитан и бе вельми сладкоречив, сей идее на торжисче и паче всех увесча. Идоша мнози, а не хотясчих креститися воини влачаху и кресчаху, мужи выше моста, а жены ниже моста. Тогда мнозии некресчении поведаху о себе кресчеными быти; того ради повелехом всем кресченым кресты деревянни, ово медяны и каперовы на выю возлагати, а иже того не имут, не верити и крестити; и абие разметанную церковь паки сооружихом. И тако крестя, Путята иде ко Киеву. Сего для людие поносят новгородцев: Путята крести мечом, а Добрыня огнем ".

К Иоакимовской летописи вообще и к этому, наиболее известному ее свидетельству в частности, в науке существует прямо противоположное отношение. Одни исследователи, такие как С.М. Соловьёв видят в Иоакимовской совершенно адекватный источник и, подчас без каких-либо оговорок, пишут о «восстании» новгородцев против крещения. С другой стороны, М. М. Щербатов, Б. А. Рыбаков и А. П. Толочко высказывали решительные сомнения в подлинности источника вообще, предлагая видеть в нем полностью или частично творчество самого В. Н. Татищева. Большинство исследователей, впрочем, признали подлинность сохранившегося текста Иоакимовской, идентифицируя ее как новгородский памятник конца XVII в.

Еще Н. М. Карамзин считал, что вся история крещения новгородцев -лишь развернутый домысел вокруг присловья туманного происхождения . Даже признавая наличие в основе Иоакимовской подлинных преданий, зафиксированных к тому же впервые еще в XIII в., мы не можем отрицать противоречий и несообразностей имеющегося текста. Есть в нем и явно малодостоверные детали. Откровенную нелепость встречаем уже в самом начале: как могли новгородцы поставить свои «самострелы» «на мосту», который только что сами «разметаша»? Или они построили его снова – навстречу Добрыне? Кстати, именно под этим мостом – целым и невредимым, проплывал, как мы помним, Перун.

Мы, конечно, можем полагать, что автор XIII и затем конца XVII в. опирался на подлинную историческую традицию, в основе которой лежали реальные факты. Но, тем более признавая некоторую силу документа за Иоакимовской летописью, мы должны довериться ее свидетельству в целом. А оно достаточно однозначно: «того для люди поносят новгородцев: Путята крести мечем, а Добрыня огнем». Кто же мог «поносить» новгородцев, если бы вся Русь была крещена насильственно, «огнем и мечем»? – очевидно, что никто.

К тому же сам термин «крестил» из приводимой новгородской пословиц к Добрыне и Путяте, по большому счету, не применим. Поскольку в Новгороде присутствовало уже до описываемых Татищевым событий, и та самая церковь Преображения которая по «Иоакимовской летописи» была разрушена по другому летописному источнику простояла 60 лет: «В лето 6497. (988 г.) "Постави владыка епископ Иоаким первую церковь древяную дубовую святыя Софии, имущую верх 13; и стояла 60 лет, и подняся от огне в лето 6557, марта в 4 день, в суботу, при втором епископе Луке, въ 13 лето. Бысть честно устроена и украшена; а стояла по конец Пискупли улицы, надъ Волховом рекою, до Камениого детинца града… " .

Все это не делает Иоакимовскую летопись достоверной. И безусловно необходимо еще раз отметить, что дошла она до нас только в составе «Истории» В. Н. Татищева. Были конечно, в истории случаи, когда найденные исторические документы, утрачивались в более поздний период. Как это например произошло с Троицким летописным сводом, найденным Карамзиным в Троице-Сергиевой лавре, который погиб при пожаре Москвы 1812 года. Но этот список был передан Николаем Михайловичем Обществу Истории и Древностей, благодаря чему было составлено его исчерпывающее описание. В случае с «Иоакимоской летописью» у Татищева не было ни одного свидетеля, принадлежавшего к научным кругам, который мог бы подтвердить реальность существования источника, пересказанного им.

На основании вышеизложенного, мы можем говорить об «Иоакимовской летописи», в лучшем случае, как о сборнике легенд XVII века в компиляции Татищева. Следовательно, и рассказ о крещении Новгорода передаваемый в ней, не может считаться историческим фактом.

2. Точка зрения церковных историков XIX века.

2.1 Мнение Е. Голубинского

Необходимо сразу охарактеризовать тот период в истории Русской Православной Церкви, в который писались разбираемые нами труды. Период этот известен по названием «синодальный», когда с 1721 по 1917 гг. Православная в России подчинялась не выборному из иерархов патриарху, а государственному органу – Священному синоду. Печальным последствием реформы явилось подчинение церковного правительства светской верховной власти. Для членов Синода составлена была присяга: «Исповедую же с клятвою крайнего судию Духовной сей Коллегии быти самого Всероссийского монарха государя нашего всемилостивейшего» . Эта присяга, оскорблявшая архиерейскую совесть, противная каноническим началам Церкви, просуществовала до 1901 года, почти 200 лет.

Безусловно в этот период миру было явлено множество святых подвижников, таких как святители Иннокентий Иркутский, Игнатий Брянчанинов, Феофан Затворник, преподобные Серафим Саровский, Герман Аляскинский, святой праведный Иоанн Кронштадтский , Ксения Петербургская и много других, но богословское образование, богословие, как наука, в том числе и церковная история, переживали далеко не лучшие времена.

В качестве примера можно привести то обстоятельство, что учебник догматического богословия митрополита Макария «Булгакова», хотя и используется в современных православных духовных учебных заведениях, в тоже время не является непреложным авторитетом. Некоторые из положений данного труда, содержащего казалось бы догматические формулировки, оспариваются современными богословами. В частности концепция понимания Жертвы Христа, как выкупа.

Голубинский в своей работе, помимо слов приведенных выше говорит еще и следующее: «…совершенная покорность русских в деле перемены веры воле князя и так называемое мирное распространение христианства на Руси есть не что иное, как невозможная выдумка наших неумеренных патриотов, хотящих приносить здравый смысл в жертву своему патриотизму. Нет сомнения, что введение новой веры сопровождалось немалым волнением в народе, что были открытые сопротивления и бунты, хотя мы и не знаем о них никаких подробностей. О крещении новгородцев сохранилась пословица, что «Путята крестил их мечом, а Добрыня огнем». Это очевидно, значит, что в Новгороде новая вера была встречена открытым возмущением, и что для подавления последнего потребовались и были употреблены самые энергичные меры. Очень возможно, что подобные возмущения были и не в одном Новгороде. "

Его высказывания, в отличие от мтрп. Макария являются прямыми, и исключают всякую возможность думать иначе, и казалось бы, как нельзя лучше подтверждают точку зрения сторонников «насильственной» христианизации Руси. Проблема заключается в том. Что Е. Голубинский ни приводит ни одного источника, кроме пословицы, подтверждающего его мнение. Поэтому данное утверждение можно считать лишь мнение автора, но ни как не доказанным историческим фактом.

2.2 Мнение мтрп. Макария (Булгакова)

Митрополит Макарий в отличии от Голубинского выражается гораздо мягче, и мнение свое подтверждает ссылкой на митрополита Иллариона. При этом говоря о том, что «крестились … некоторые – неохотно», продолжает: «Впрочем, какого-либо упорного сопротивления евангельской проповеди , за исключением только двух городов: частию Ростова и особенно Мурома, у нас тогда не было.» (имея ввиду «восстания волхвов» которые мы будем разбирать ниже). И объясняет данную ситуацию следующим: «…народы неславянского племени, обитавшие на северо-востоке России, каковы: весь – в Ростове, мурома – в Муроме, трудно было наставить в истинах христианства: кто мог найтись для них проповедником? А между тем на язык их не были переведены ни книги Святого Писания, ни книги богослужебные ".

Из вышеприведенного можно сделать объективный вывод о том, что сам мтрп. Макарий ни коим образом не разделяет мнения как Голубинского, так и вообще сторонников «насильственной» христианизации Руси.

2.3 Юридические основания для преследования язычников на Руси в домонгольский период.

Для подтверждения мнения Е. Голубинского о том, что язычество на Руси после принятия кн. Владимиром крещения «было объявлено верою запрещенною и преследуемою » необходимо привести в качестве доказательства, какие-либо юридические исследуемого периода, которые подтверждали бы подобный запрет и узаконивали бы преследование.

Если мы обратимся к правовым документам того времени, то мы не найдем в них никакого упоминания законного преследования по религиозному признаку. Наиболее древними из дошедших до нас правовых актов, определявших место церкви в общественно-государственной системе, являются уставы киевских великих князей Владимира (приблизительно с 986 по 1015) и Ярослава (с 1019 по 1054). Части этих уставов касающиеся церковных судов, действительно содержат в себе названия таких преступлений как, «…ведовьство, потвори, чяродеание, волхъвование, зеленничьство,.. ,и зелий, и еретичьством… " в Церковном уставе кн. Владимира, и в церковном уставе кн. Ярослава находим следующее »…Аще жена будет чародейца, наузница, или волхва, или зелейница, муж доличив, казнить ю, а не лишиться " .

Сразу необходимо объяснить тот факт, что все перечисленные преступления передавались исключительно в ведомство Православной Церкви «А что ся дееть в монастырскых делех, в церковных, в самих монастырех да не вступается князь, ни волостель " . Юрисдикция же церковного суда распространялась и по сей день распространяется исключительно на людей, входящих в . Над людьми, к церкви не имеющих отношения, этот суд не властен »А се сут церковный людие: игумен, поп, дякон и кто во клиросе, чернец, черница, попада, попович, лечец, прощеник, задушьный человек, манастыреве, больници, гостинници, страноприемници. То люд церковный, богадельный, митрополит или епископь, ведает межи ними суд или обида котора, задницал. Аже будет обида иному человеку с ним то обчий суд " .

Церковь не властна над теми, кто не входит в нее «Суд Церкви простирается на всех ее членов, как совершенных, т. е. крещенных, так и оглашенных, которые могут быть подвергнуты за свои грехи мерам церковного взыскания (I всел. 14; Неок. 5); но не судит внешних, т. е. чуждых ей лиц… " . Например Церковное правило митрополита Иоанна к Иакову черноризцу в п. 5 гласит »Иж не причащаются крайцех во Рустей земли, якоже сии рекль, и во великое говение мяс ядят и скверное, подобает всяким образом направляя ти и возбраняти ту злобу, наказанием и учением возвращати на правоверное учение, и погружанием (небрежением) яко не христиане сущу, да тем страхом остануться тоа злобы и на веру благообразную приложатся. Пребывающе ж тако и не преложащус не даяти им святаго Причастиа, но яко всякого иноплеменника, воистину вере нашей противника, поставити и во свою волю ходити " .

То есть не желающему попасть под юрисдикцию церковного суда, достаточно было просто перестать участвовать в жизни церкви, т. е. посещать богослужения, участвовать в таинствах и не называть себя христианином.

К тому же Православная церковь ни когда не имела юридического права приговаривать к смертной казни, и тем более приводить приговор в исполнение. Если и были таковые предложения от иерархов, то они всегда просили их исполнить светскую власть. Церковь таким правом не обладает, и ни когда не обладала.

Эта система и этот порядок построены на различении и соотношении понятий греха и преступления. Грех ведает церковь, преступление – государство. Всякое преступление церковь считает грехом, но не всякий государство считает преступлением.

Что касается наказаний женщину, занимавшуюся каким-либо родом волхвования, надлежало «доличив казнить», а митрополиту заплатить пени 6 гривен. То же «Правило» митрополита в п. 7 объясняет, в чём должна была состоять эта «казнь». Занимающихся волхвованием надлежало сперва отклонять от греха словесным увещанием, а если не послушаются, «яро казнити, но не до смерти убивати, ни обрезати сих телесе ». Под «ярой», строгой казнью, не лишающей жизни и не «обрезывающей», т.е. не уродующей тела, можно разуметь только простое телесное наказание .

Примечательно, так же и тот факт, что если все остальные преступления в церковных уставах имеют отношения к обеим полам, то в данном случае говориться лишь о жене. Из этого можно сделать вполне справедливый вывод о том, что данная статья действовала только для тех семей, в которых глава дома – муж, был христианином.

Как мы видим не было ни какого законодательного акта, который бы ставил язычество на Руси в домонгольский период в положение «веры запрещенной и преследуемой (religio prohibita, intolerata, illicita) », как это пытается представить Е. Голубинский.

3. Летописные свидетельства об убийстве волхвов.

3.1 Волхвы как служители общественного культа.

Одним из самых любимых аргументов сторонников концепции «насильственной» христианизации Руси являются летописные упоминания о казнях волхвов в X-XII веках. В подобных трактовках волхвы представляются языческими священнослужителями, которые стоят во главе народного движения, сопротивляющегося насильственной христианизации, за что и уничтожаются.

В связи с подобными заявлениями, следует обратится к вопросу о том, в какой мере волхвы являлись «языческими священнослужителями». Летописные рассказы 1024 г. и 1071 г. рисуют волхвов как представителей магической религиозности. Важно учесть также иные летописные свидетельства или упоминания о волхвах. «Повесть временных лет» дает и этом отношении весьма любопытный материал. Под 911 г. летописец помещает известную легенду о смерти вещего Олега от собственного коня, сообщая перед этим, что тот просил «волхъвов и кудосникъ» предсказать ему свою смерть. В подтверждение того, что волхвы могут иногда предсказывать будущее, а может быть, и для того, чтобы оградить себя от возможных обвинений в доверии к волхвам, Нестор приводит ряд аналогичных случаев с волшебной силой Аполлония Тнанского.

"Бывши бо единою скудостим в Ростовьстей области, встаста два волъхва от Ярославля, глаголюща: «яко в свеве, кто обилье держить;» и поидоста по Волзе, кде придуть в погосте, туже нарнцаху лучьшие жены, глаголюща, яко си жито держить, a си мед, а си рыбы, а си скору. И прпвожаху к нима сестры своя, матере и жены своя; она же в мечте прорезавше за плечем, выимаста любо жито, любо рыбу, и убипашета многы жены, иминье их отъимашета собе. И придоста на Бълоозеро; и бе у нее людий не 300« .

Понимание и религиоведческое изучение летописных известий зави­сит в большой степени от того, как переводить древнерусское выраже­ние «старая чадь». Один из вариантов перевода – «старики», «старые люди». Он относительно нейтрален в социально-экономическом плане; старость в данном случае общекультурный возрастной параметр. Ис­торики советского времени, в большинстве, рассматривали события как массовое народное восстание. И «старая чадь» представлялась им социально-классовой категорией. Так Н. Н. Воронин писал, что «вос­стание было вызвано, в первую очередь, внутренними противоречия­ми среди населения Суздальской земли, особенно обострившимися в районе, близком к старой торговой Волге. Здесь, очевидно, существо­вала какая-то зажиточная верхушка – старая чадь, – выделившаяся из среды местного общества; ее накопления в виде жита и хозяйствен­ных продуктов делали особо острым охвативший эту местность голод. То, что Ярослав спешно прибыл из Новгорода <...> и встал на защиту старой чади, показывает, что этот слой находился уже под покрови­тельством княжеской власти, являясь опорой ее политики на местах». Антифеодальный характер «избиения» старой чади безусловно признавали М. Н. Тихомиров, В. В. Мавродин, Л. В. Черепнин, А. А. Зимин, П. М. Рапов, В. И. Буганов.

Разделяя взгляды коллег на феодализацию древнерусского общества, Б. А. Рыбаков отметил, что «люди ожили не после расправ волхвов со «старой чадью», а лишь после закупки жита в Болгарии, что позволяет понимать вину «старой чади» не в фактическом владении запасами зерна, а в каком-то языческом влиянии на ход земле­дельческого хозяйства " . Так же можно добавить и то, что для того чтобы «люди ожили» во всем крае изъятых запасов могло вполне и не хватить, а вот волхвам и их сторонникам – вполне.

Какую бы точку зрения мы не поддерживали, мы не можем не констатировать тот факт, что в описываемых случаях, те, кого сторонники концепции «насильственной» христианизации пытаются выдать за выразителей народного религиозного самосознания и противников христианства, по сути, занимались элементарным разбоем и мародерством. Светская власть в данных случаях даже не защищала , она наводила правовой порядок.

Волхвы же не призывали к поклонению старым богам. Они не вели народ уничтожать храмы и священство. Они не обвиняли новую религию в постигших народ бедах и злоключениях. Поэтому данные случаи ни как нельзя интерпретировать как восстания на религиозной почве, с призывом борьбы с узурпатором – христианством.

Также в 1071 году «В лето 6579. …Сиць бе волхв встал при Глебе Новегороде; глаголеть бо людем, творяся акь , многы прельсти, мало не всего града: глаголашеть бо, яко «все ведаю,» и хуля веру хрестьяньскую, глаголашеть бо: «яко переиду по Волхову пред всеми.» И бысть мятежь в граде, и вси яша ему веру, и хотяху погубити епископа; епископ же взем крест и облекъся в ризы, ста рек: «иже хощеть веру яти волхву, то да идеть за нь; аще ли веруеть кто, то ко кресту да идеть.» И разделишася надвое: князь бо Глеб и дружнна его идоша и сташа у епископа, а людье вси идоша за волхва и бысть мятежь велик межи ими. Глеб же возма топор под скутом, приде к волхву и рече ему: «то веси ли, что утро хощеть быти, и что ли до вечера?» Онъ же рече: «все ведаю.» И рече Глеб: «то веси ли, что хощеть быти днесь»? «Чюдеса велика створю» рече. Глеб же вынем топор, ростя и, и паде мертв, и людье разидошася; он же погыбе телом и душею, предавъся … " .

Данная ситуация, на мой взгляд вообще комментариев не требует. Ни один правитель, ни в эпоху средневековья, ни ранее, не потерпел бы открытого подстрекательства к бунту, происходящего у него на глазах, не зависимо от того какую религию он исповедует.

Существуют еще два упоминания о погибших волхвах, но уже без стороннего вмешательства. «В лето 6578. (1070 г.) В се же лето прийде ко Киеву некто волхв, поведая: «яко явишамися пять богов, глаголюще: поведай людем, яко на пять летъ потечет Днепр воспять., и земля имать преступати на ина места, Греческая на Рускую, а Руская на Греческую, и прочии земле начнут изменятнся.» Его же безумнии п послушаху, разумнии же посмевахуся, глаголюще: «яко бес тобою играюще лжет, прелщая человеки, дóндеже тя погубпт;» еже и бысть: во едину бо нощ вземше его в пропасть вринуша, и тако погибе без вести волхв окаяный " .

И "В лето 6599. (1091 г.) В се же лето волхв явися Ростове., иже вскори погыбе " .

Показательно сообщение о казни волхвов в XIII веке уже представителями народных масс, а не светской власти. «В лето 6735. (1235 г.) Явишася в Новеград волхвы, ведуны, потворницы, и многая волхвованиа, и потворы и ложная знамениа творяху, и много зла содеваху, многих прелщающе. И собравшеся Новогородци изымаша их, и ведоша ихъ на архиепископ двор, и се мужи княже Ярославли въступишася о них, Новогородци же ведоша волхвов на Ярославль двор, и съкладше огнь велий на двор Ярославли, и связавше волхвов всех, и вринуша во огнь, и ту згореша вси " . Другой летописный свод уточняет количество погибших в результате этой казни. »Изъжгоша волхвов 4, творяхуть я потворы деюща, а весть, и сожгоша на Ярославле дворе " . То есть в середине XIII века, тот самый народ, который по мнению сторонников концепции «насильственной» христианизации, яростно сопротивлялся насаждению христианства, сам чинит самосуд и уничтожает волхвов.

Из вышеописанного можно справедливо заключить, что казни волхвов на Руси в домонгольский период, происходили не по причине насильственного насаждения христианства. Они являлись реакцией светской власти на расшатывание общественно-политической обстановки в государстве. Последний же описанный случай, так же говорит не в пользу сторонников концепции «насильственной» христианизации.

4. «Насильственная» христианизация в контексте проблемы двоеверия.

Проблема двоеверия в Русской Православной Церкви в рассматриваемый нами период признается как сторонниками концепции насильственной христианизации, так и ее противниками. На протяжении последних 2 веков ведутся многочисленные споры о том, что же понимать под термином «двоеверие», христианизацию язычества или же включение языческих элементов в христианство.

Следует отметить, что вопрос о месте христианства и язычества в системе древнерусской религиозности редко становился предметом специальных монографических исследова­ний. История изучения проблемы показывает, что она появлялась либо на страницах трудов, посвященных церковной истории, либо в работах, освещавших языческую религиозность; а также, в качестве частного сю­жета, входила общие курсы истории России. Ценные теоретические на­блюдения и огромный фактический материал, накопленный на протяже­нии двух столетий, не был полностью осмыслен и современной наукой. Поэтому научному сообществу предстоит приложить много усилий для комплексного решения этой многосторонней проблемы.

В любом случае при признании наличия двоеверия, в любых его формах, нам так же необходимо признать существование двух независимых религиозных мировоззрений. Если бы какое-либо из них было истреблено, то ДВОЕверия не могло бы быть. Тем не менее проблема двоеверия в Русской православной Церкви существует и по сей день.

Во-первых, следует обратить внимание на то, что если бы христианство действительно насаждалось «огнем и мечем», то всегда была возможность уйти из государства, религиозная политика которого, по каким-то причинам неприемлема. Русь не была окружена стенами. Рядом существовали государства и племена, исповедовавшие самые разные культы – выбирай любую религию и живи там, где тебе нравится.

В качестве яркого примера можно привести соседнюю с Русью Болгарию, где народ открыто выступал против христианства и убивал священство. «В лето 6538. (1030 г.) В се же время умре Болеслав великый в Лясех, и бысть мятеж в земли Лядьске: вставше людье избиша епископы, и попы, и бояры своя, и бысть в нпх мятеж. " В последствии Болгария была захвачена мусульманами.

Помимо этого в летописных источниках мы находим сведения о существовании языческих мировоззрений в самой Руси, в течение всего рассматриваемого нами периода, причем не только среди низших социальных слоев населения, но и среди представителей княжеских родов. «В лето 6579. (1071 г.) …Паче же женами бесовьская волъшвеньа бывають, искони бо бес жену прелсти, си жеу мужа; тако в си роде много волхвують жены чародейством, и отравою, и инеми бесовьскыми козньми. Но и мужи прелщени бывають от бесов невеpнии… " . "Боняк (полоцкий князь) же шолудивый изыйде волхвуя в нощи, и возвы яко волк, и отвыся ему волк, и паки иные волцы возвыша; и от сего волшебства поразуме Боняк, яко имать победити Коломана " . «Въ лето 6552. (1044 г.) Того же лета умре Брячиславъ князь, сын Изяславль, внук Володимеров, отець Всеславль; и Всеслав седе на столе отца своего. Сего же мати роди от волхвования; матери бо родивши его, бе ему на главе знамя язвено, яма на глав его; рекоша волсви матери его: «се язвено, гавяжи на нь, да носить е до живота своего Всеслав на себе»; сего ради немилостивъ есть на кровопролитие " .

Также есть рассказ летописца о некоем новгородце, просившем волхования у кудесника . И указания на то, что «…женами бесовьская волъшвеньа бывають, искони бо бес жену прелсти, си жеу мужа; тако в си роде много волхвують жены чародейством, и отравою, и инеми бесовьскыми козньми. Но и мужи прелщени бывають от бесов невеpнии… " .

Помимо этого на Руси свободно существуют общины других исповеданий. Мтрп. Макарий пишет »То несомненно, что исповедники римской веры, именно некоторые варяги и поляки, жили в Русской земле и что наши князья оказывали им веротерпимость и христианскую любовь. Преподобный Феодосий Печерский в известном послании о вере варяжской к великому князю Изяславу между прочим писал: «Исполнилася и наша земля злыя тоя веры людий, понеже по всей земли варязи суть; велика нужда правоверным христианом, иже межи тех живуще в едином месте; да аще кто ублюдется от них, чисту веру нося, пред Богом станет одесную радующеся». И далее внушал князю: «Будь милостив не только к своим христианам, но и к чужим; если увидишь кого-либо нагим, или голодным, или подвергшимся бедствию, то, хотя бы то был латинянин, всякого помилуй и избавь от беды как можешь " .

Неприятие христианства ни коим образом не вызывает каких-либо силовых карательных мер, как со стороны Русской Православной Церкви, так и со стороны светской власти.

Нам не известно ни одного случая убийства христианского проповедника, священника, монаха, который бы вызвал какие-либо карательные действия со стороны Церкви или князей.

Из описанной картины становится ясно видно то, что оба мировоззрения, как языческое, так и христианское существовали параллельно, и ни одно из них не уничтожалось светской властью насильно.

Только благодаря такому сосуществованию двух мировоззрений, когда они имеют одинаковые возможности влияния на население мы и можем говорить о проблеме двоеверия.

Заключение

Подводя итоги, мы можем сделать следующие выводы:

«Иакимовскоя летопись», как источник вызывает огромнейшие сомнения в своей достоверности.

Мнение проф. Голубинского, не смотря на его принадлежность к церковной исторической науке, так и остается его личным, ничем не подтвержденным мнением. Мтрп. Макарий (Булгаков) данного мнения не разделял.

Каких либо законодательных актов о всеобщем истреблении язычества на Руси не существует. Те же которые каким-то образом касаются разбираемой нами темы, принадлежат области церковного суда, и, следовательно, распространяются исключительно на членов Церкви, а не на все население Руси.

Летописные свидетельства о восстаниях и казнях волхвов ни коем образом не подтверждают мнения о том, что они имели своим началом религиозные мотивы.

Данное исследование наглядно показывает несостоятельность концепции «насильственной» христианизации Руси в домонгольский период. Тем более, при признании существования проблемы двоеверия, подобная концепция абсолютно нелогична.

Список использованных источников и литературы

1 . Алексеев С. В. «Литературные и археологические источники о крещении Новгорода» //"Знание, понимание, умение». М, № 2, 2005 г.

2 . Голубинский Е.Е. История Русской Церкви. -М., 1901, репринт. Т.1.– М., 2002.

3 . Какабадзе Ш. Ш. Российское законодательство X-XX веков. М. Юридическая литература 1984.

4 . Карташев А. В. Очерки по истории Русской Церкви. Т. 2. Париж, 1959.

5 . Лекции по Церковному Праву . Протоиерей В.Г. Певцов. Петербург, 1914.

6 . Митрополит Макарий (Булгаков). История Русской Церкви. – М.: Издательство Спасо-Преображенского Валаамского монастыря. 1994–1996.

7 . Полное собрание русских летописей изданное по высочайшему повелению археографическою комиссиею Т. 1–5, 10 Санкт Петербург в типографии Эдуарда Праца (http://dlib.rsl.ru/view.php?path­)

8 . Русанова И. П., Тимощук Б. А. Языческие святилища восточных славян. М., 1993.

9 . Рыбаков Б. А. Языческое мировоззрение русского средневековья // Воп­росы истории. М, № 1, 1974.

10 . Татищев В. Н. История Российская. Ч. 1. М., 1994.

В последнее время в информационном поле активно обсуждается фигура князя Владимира - крестителя Руси. Личность данного князя очень неоднозначна. И сегодня открываются всё новые и новые данные об этом человеке, определённо сильно повлиявшим на историю нашей цивилизации. В статье «Памятник князю Владимиру - символ чего» мы заострили внимание читателей на том, что государственность существовала на Руси и до крещения Владимиром, названным «Красно Солнышко», и поставили некоторые вопросы о нём.

Поэтому в данной статье коснёмся личности самого князя Владимира и того - как проходил процесс принятия христианства на Руси. Владимир креститель только с одной, идеологизированной точки зрения РПЦ, является однозначно понимаемым политиком, якобы принесшим благо культуре Древней Руси.

Однако даже история, изложенная в учебниках, говорит о том, что после прихода христианства на Руси начались междоусобицы. Крещение во многом стало тем событием, которое запустило целую череду испытаний для нашей цивилизации, но оно ли было первопричиной? Об этом в нашем материале. И в первой статье речь пойдёт о личности Владимира и официальной версии Крещения.

Кто такой князь Владимир?

Владимир Святославич « Красное Солнышко » (960-1015). Великий князь (980-1015)

Родился князь киевский согласно летописям приблизительно в 960 году полукровкой, как сказали бы современники. Отцом его стал могучий князь Святослав Игоревич, а матерью простая рабыня Малуша, бывшая в услужении у княгини Ольги, и, что важно, называвшая своего отца Малк(о). Среди филологов давно идёт спор по поводу этого текста и его интерпретации. Не исключено, что Малуша на самом деле была Малкой, хазарской полонянкой (то есть взятой в плен) с типичным еврейским именем. И её отец Малк(о) Люб(е)чанин носил еврейское имя. Если подобное предположение верно, то окажется, что крестителем Руси был (по Моисееву закону) еврей. Вот этот знаменитый фрагмент летописи Нестора:

И сказал Добрыня: «Просите Володимера». Володимеръ был сыном Малуши, ключницы Ольги. Малуша была сестрой Добрыни; отцом же ей был Малк(о) Люб(е)чанин, и был Добрыня дядей Владимиру». (Редакция А.Шахматова, 1916; редакция В.Адриановой-Перетц, 1950).
Узнав, что её рабыня ждёт ребёнка, разгневанная княгиня сослала её толи под Псков, толи в село Будятино, толи в Гомель, сейчас уже не выяснить, но факт - князь Владимир Красное Солнышко родился не в Киеве. Далее летописи повествуют о том, что князя Владимира забрала к себе княгиня Ольга. Он жил под её присмотром и воспитывался старшим братом Малуши - дядей Добрыней. Такой обычай издревле существовал на Руси. Ровно, как и обычай у язычников, который давал право сыну, рождённому от рабыни, наследовать отцу. Большинство событий в жизни маленького князя Владимира предположительны, поскольку летописи рассказывают мало или были утеряны или писаны «по заказу» победившего - то есть самого Владимира.

Повзрослевший князь Владимир Красное Солнышко принял от отца в княжество стратегически важный по тем временам город Новгород. Подобное решение отца наталкивает на мысль, что в летописях о годе рождения, а как следствие и старшинстве всех сыновей (их количестве) князя Святослава, есть недочёты. Либо же говорит о том, насколько достойным такого престола был сын рабыни. Ведь у Святослава Игоревича, согласно летописям, было три сына - Ярополк самый старший, Олег - средний сын и князь Владимир. А обычай язычников наследовать лучшие земли давал право на Новгород Ярополку.

Далее судьба князя Владимира складывалась очень стремительно. В 972 году умирает отец Святослав Игоревич и на киевский престол становится Ярополк. Однако в 977 году, желая заполучить столь могучие и прекрасные земли, разыгрывается между братьями междоусобная война, по итогам которой Олег погибает, а князь Владимир Красное Солнышко бежит с поля боя под покровительство короля Норвегии. Вся Русь достаётся Ярополку Святославовичу.

С этих пор и начинаются первые шаги к легендам о крещении Руси. Удрав в Скандинавию, князь Владимир Красное Солнышко, заручается поддержкой доброго друга и соратника - дяди Добрыни (напомним - брат Малуши, матери Владимира), собирает варяжское войско великой численности и уже в 980 году выступает походом на Ярополка. Неимоверно жестоким был его поход и методы достижения престола. Князь Владимир жестоко убивает всю семью правителя города Рогволода, который присоединился к Киеву. Насильно берёт в жены его дочь, Рогнеду, которая ранее была обещана в жены Ярополку. Поход на Киев покрыт мрачными легендами, гласящими о предательстве, продажности и безнравственности.

И как бы ни было в действительности, но летописцы зафиксировали - князь Владимир Красное Солнышко зверски убивает Ярополка, преданного своим воеводой, а его беременную жену берёт к себе в наложницы. Датируется этот поход в разных исторических источниках разными цифрами. Согласно одним летописям это произошло 980 года, согласно другим 978 года. Причём Добрыня сыграл в этих событиях не последнюю роль.

Отправляясь в 979 году из Новгорода в Киев с намерением вырвать власть из рук старшего брата, Владимир руководим был Добрыней, который хотел отнять у Ярополка и невесту последнего, Рогнеду, дочь полоцкого владетеля Рогволода, чтобы выдать её за Владимира. Ответ Рогнеды: «Не хочу я за робичича», сильно оскорбил Добрыню, сестру которого назвали рабыней, и после победы, одержанной над Рогволодом, он, по замечанию летописи, приказал племяннику «быть с ней (Рогнедой) перед отцом её и матерью». Т.е. по призыву Добрыни Владимир изнасиловал Рогнеду на глазах её родителей, после чего убил её отца и двух братьев (Карпов А. Ю. Владимир Святой . - 2-е изд., испр. и доп. - 1. - С. 92-93).
Вступление в княжество киевское князь Владимир Красное Солнышко также ознаменовал предательством. Исторические заметки говорят о том, что варяжское войско за свою службу запросило себе дань с киевлян. Владимир, якобы согласившись, в дальнейшем хитростью, не выполнив соглашение, рассредоточил войско по разным местам.

Владимира сначала опирался на один из культов в культуре Руси - культ многобожия, причём христианство он преследовал. В 980 году он воздвиг в Киеве капище языческих богов, реформировал языческий культ, уничтожал первые зачатки христианства на Руси, убийствами первых мучеников, ввёл даже практику человеческих жертвоприношений. В повести временных лет описаны его жестокость, приверженность похоти, блуду и неуёмный нрав.

Вот что пишет Н.М. Карамзин:

Владимир (конец 10 века), утвердив свою власть, изъявил отменное усердие к богам языческим: соорудил истукана Перуна с серебряной головой и поставил его, близ теремного двора, на священном холме, вместе с иными кумирами. Так говорит летописец, стекался народ ослепленный и земля осквернялась кровью жертв. Может быть, совесть беспокоила Владимира; может быть хотел он сею кровью примириться с богами, раздраженными его братоубийством, ибо и сама вера языческая не терпела таких злодеяний... Добрыня, посланный от своего племянника управлять Новгородом, также поставил, на берегу Волхова, богатый кумир Перунов.

Жертвоприношение Перуну во времена князя Владимира Святославовича

Увенчанный победой и славою, Владимир хотел принести благодарность идолам и кровью человеческою обагрить алтари. Исполняя совет бояр и старцев, он велел бросить жребий, кому из отроков и девиц киевских надлежало погибнуть в удовольствие мнимых богов - и жребий пал на юного варяга, прекрасного лицом и душою, коего отец был христианином. Посланные от старцев объявить родителю о сём несчастии: вдохноновенный любовью к сыну и ненавистью к ужасному суеверию, он начал говорить им о заблуждении язычников, о безумии кланяться тленному дереву, вместо живого бога, истинного Творца неба, земли и человека. Киевляне терпели христианство; но торжественное хуление веры их произвело всеобщий мятеж в городе. Народ вооружился, разметал двор варяжского христианина и требовал жертвы. Отец, держа сына за руку, с твёрдостью сказал:

«Ежели идолы ваши действительно боги, то пусть сами извлекут его из моих объятий».

Народ, в исступлении ярости, умертвил отца и сына. (Н.М. Карамзин Предания веков (фрагмент из гл. 9)

В некоторых источниках приводятся различные цифры о количестве его наложниц, развращённых девиц и чужих жен. Прервала цепь жестокости как считается православная вера, после принятия которой князь Владимир Красное Солнышко навсегда отрекся от прошлой жизни, уверовав в христианские каноны, и освободил всех своих жен.

Много туману на этих событиях

Если всё житие князя Владимира окутано тайной, то его приход к христианству, крещение Руси вообще носит легендарный и почти мифологический характер. Летописи повествуют - князь Владимир Красное Солнышко прошёл «испытание верой».

Летописное повествование о «выборе вер» («испытании вер»): по легенде ко двору вызывались проповедники ислама, иудаизма, западного «латинского» христианства.

По этой легенде князь Владимир долго размышлял, какую из религий ему лучше взять. Сначала он расспросил волжских булгар, которые к тому времени исповедовали ислам, об их вере. Булгары рассказали ему о том, что их вера запрещает употребление спиртных напитков. Владимир подумал и сказал, что «веселие Руси есть питие», а поэтому такая религия ему не подходит (хотя исторические факты таковы, что многократно в России имели место трезвые бунты, направленные против продажи алкогольных ядов, а по летописям получается - будто бы мы все пьянствовать любили). Дело в том, что все важные дела обсуждались русской знатью по время пиров у князя - «элита» вполне могла уже в то время пристратиться к пьянству, и конечно отказ от потребления спиртного выглядел на этом фоне странно.

После булгар по легенде к Владимиру пришли немцы. Они были посланы Папой Римским и предлагали Владимиру католичество. Но Владимир знал, что Германская империя всеми силами пытается завоевать славянские земли, поэтому отверг их предложения. Приходили к Владимиру и иудеи, рассказывали о праведности своей древней веры. Это были хазары. Но Хазарии к тому времени как государства не существовало, и Владимир не хотел принимать религию народа, который не имел своего государства и своей территории.

Самым последним по легенде к Владимиру пришёл грек, учитель философии. Он рассказал Владимиру об основах православного вероучения и почти убедил его в своей правоте.

Беседа Владимира с греческим философом о христианстве. Радзивилловская летопись, л. 49 об.

Владимир после беседы с «греческим философом» остановился на православии. Князь решил ещё спросить совета у своих бояр. Все законы Владимир принимал при согласовании со своим советом, который состоял из его дружины (военных начальников) и старейшин, представителей разных городов. Званы были вместе с боярами и посадниками и «старейшины по всем градам». И тогда на совете бояр было принято решение о крещении - крещение по закону «греческому».

Существует не одна запись и не одного историка (летописца) тех времен рассказывающих о крещении, его якобы точной дате и посылках. Одни уверяют, что крестился князь Владимир Красное Солнышко до взятия Херсонеса, другие что после. Само действо состоялось в 988 году (в других источниках 2 годами ранее), когда войско князя Владимира подчинило нынешний Херсонес, а сам он возжелал в жены себе сестру императора Василия ІІ Анну, угрожая в случае неповиновения пойти походом на Константинополь. Согласие дали, но с условием, что князь Владимир Красное Солнышко примет крещение, дабы быть с женой одной веры. Но это больше похоже на информацию для толпы, досужей до слухов, поскольку этот союз больше был нужен Византии для борьбы с восставшим Вардой Фокой, чем самому Владимиру. Так 13 апреля 989 года в сражении у Абидоса Василий II разбил мятежные войска узурпатора Варды Фоки. В этой битве на стороне Василия II принимал участие шеститысячный корпус руссов, посланный на помощь императору киевским князем Владимиром. Сам Варда Фока внезапно скончался в разгаре сражения от яда, подсыпанного в кубок вина, который он осушил накануне сражения. Кроме того политика подкладывания жен в постель многократно применялась в древнее время с целью контроля через них необходимых правителей.

Разногласий множество, но факт неизменен - князь был крещён, и крещена была Киевская Русь. Наречён был в крещении именем Василий в честь брата византийской жены.

Крещение сопровождалось учреждением церковной иерархии. Русь стала одной из митрополий (Киевской) Константинопольского патриархата.

После принятия христианства, уже при Ярославе Мудром, в Киеве была создана митрополия во главе с присланным греком-митрополитом. Митрополия делилась на епархии во главе с епископами - в основном греками. До, так называемого, «татаро-монгольского нашествия» Русская православная церковь насчитывала 16 епархий. С 988 по 1447 г. церковь находилась в юрисдикции Константинопольского патриархата, её предстоятели назначались в Константинополе. Известны только два случая назначения предстоятелями русских - Иларион (XI в.) и Климент Смалятич (XII в.). Уже при Владимире церковь стала получать десятину и скоро превратилась в крупного феодала.

Крещение Руси. Фреска В.М.Васнецова над входом на хоры во Владимирском соборе в Киеве, созданная в 1895-96 гг.

Историю пишут победители

Детали хронологии - на каком именно этапе описываемых событий Владимир принял крещение, произошло ли это в Киеве или в Корсуне, одновременно ли крестился Владимир и его народ - были неясны уже во времена составления Повести временных лет в начале XII в. Тем более дискуссионен этот вопрос в современной историографии. Обычно датой Крещения Руси считают 988 год, но аргументированно предлагались также и другие даты - практически все годы в диапазоне от 987 до 992 года. В крещении Владимир принял имя Василий (в честь византийского императора Василия II, очевидно, исполнявшего роль заочного крёстного отца, согласно практике политических крещений того времени).

Вместе с православными миссионерами на Русь чрезвычайно рано проникали и сторонники различных византийских ересей, в частности, богомильства. Из найденного в 2000 году Новгородского кодекса явствует, что в 999 году некий монах Исаакий был поставлен попом в богомильской (или околобогомильской) общине в таком отдалённом уголке Руси, как Суздаль.

Как пишет официальная история в течение XI в. в разных концах Киевской Руси возникали очаги сопротивления христианизации. Они имели не столько религиозный, сколько социальный и политический смысл; были направлены против угнетения и распространения власти киевского князя. Во главе народных возмущений, как правило, стояли волхвы. А поскольку историографию писали победители в тех распрях, то можно смело сказать, что с 988 по 1237 год на Руси шла гражданская война, которую впоследствии, не имея возможности скрыть, обозначили в истории как княжеские междоусобицы . В этом свете «установление татаро-монгольского ига» может иначе - как временная победа над христианами союза тех, кто не принимал новое вероучение и кочевников-степняков - то есть тех самых язычников. Вот как об этом намекнул Владимир Путин, говоря о Куликовском сражении:


После крещения для информационной обработки населения начали появляются монастыри, выполняющие оборонительные, просветительские, благотворительные функции - своего рода идеологические центры. В правление Ярослава были основаны монастыри св. Георгия (христианское имя Ярослава) и св. Ирины (небесной покровительницы жены Ярослава). В 50-е гг. XI в. появляется самый значительный из древнерусских монастырей - Киево-Печерский, основанный Антонием и Феодосием Печерскими, основоположниками русского монашества. В начале XII в. этот монастырь получил статус лавры. Ко времени, так называемого, «татаро-монгольского нашествия» монастыри были почти в каждом городе. Благодаря материальной поддержке князей строятся церкви. В 1037 году был заложен собор св. Софии - главный соборный храм в Киеве, построенный по образцу константинопольского. В 1050 году строится одноименный собор в Новгороде.

Церковь постепенно забирала себе функции, которые ранее несли волхвы. Постепенно она стала играть роль посредника в улаживании споров и противоречий, роль примирителя враждующих князей. При этом князья часто вмешивались в дела церкви, решая их с точки зрения собственной выгоды, поскольку статуса сакральности церковь обрести не сумела.

Знаем ли мы все причины принятия христианства?

Принято считать, что христианство становится государственной религией Киевской Руси в 988 году. Однако христианизацию русских земель нельзя свести к единовременному акту, она продолжалась длительное время, сведения о ней порой принимают мифологическую окраску. Существует легенда о том, что христианство на русские земли принес апостол Андрей, который якобы на пути из Константинополя в Рим доехал по Днепру до Киева и Новгорода. Некоторые исследователи считают, что эта легенда появилась уже в XII в. для подтверждения идеи о раннем появлении христианства на Руси, в любом случае, если Андрей был на Руси, то именно с целью крещения, поскольку этим он занимался и в других землях. Хотя следует отметить, что по определённым причинам ему это сделать не удалось.

В действительности христианизация происходила на протяжении нескольких столетий и была обусловлена прежде всего политическими причинами. Христианами становились киевские купцы, торговавшие с Византией, воины, посещавшие христианские страны. Христианство принял киевский князь Аскольд. Считается, что и Ольга приняла христианство, однако скорее всего она приняла католичество. Крещение Руси нельзя считать совершенно новой формой духовной жизни. До него на Руси существовала система собственных верований. И тот, кто крестил Русь, понимал, что совершенно новую и необычную религию привить здесь не удастся. Ведь ещё до появления христианства на Руси существовало понимание о единобожии, и тогда Бога называли другим именем - Род. Главная причина принятия христианства - это неспособность волхвов создать и предъявить миру альтернативную концепцию глобализации, вследствие чего они попали под агрессию западной библейской концепции глобализации. Постепенная деградация сословия волхвов привела к тому, что исполнительная и законодательная власти взяли бразды правления в свои руки. Естественно, что князья и бояре стали думать о том, как обеспечить сакральность власти в глазах народа. Поскольку сами они не могли мыслить стратегически, то тут Византия увидела свой шанс и фактически подчинила себе часть территории Руси через институт патриаршества, ликвидировав самобытное развитие Руси. После этого началась эпоха катастроф, начало которой нам и предлагают праздновать сегодня.

Всё это ставит несколько вопросов:

  • Что происходило с верованиями русичей до крещения?
  • Почему волхвы не смогли выработать альтернативу западной концепции глобализации?
  • Почему князья и бояре были готовы сделать выбор в пользу крещения?
  • Действительно ли крещение ли стало причиной гражданской войны 988-1237 годов?
В следующей статье мы постараемся ответить на эти вопросы.

Христианство в официальном порядке начало захватывать Русь в 988 году. Официальная история базируется на исторических писаниях летописца Нестора . Якобы история была такой.
До князя Владимира на Руси царило язычество. А соседние народы стали предлагать Владимиру принять их веру. Владимир вызвал в Киев мусульман, иудеев, римских христиан и византийских христиан. Далее, он выслушал каждого посла и на византийской разновидности христианства.
Эта каноническая, официально запатентованная версия основывается на одном-единственном источнике: «Повесть временных лет» . Самой жуткой ересью в учёных кругах считается, если кто дерзнет в подлинности данной «Повести» усомниться.

Лживопастный (от — лживая пасть) Нестор

По Нестору, сначала к Владимиру один за другим являются некие посланцы, исповедующие ту или иную веру. А именно: мусульмане, «немцы из Рима», евреи и греки. Начинает мусульманин.
И спросил Владимир:
— Какова же вера ваша?
Он же ответил:
— Веруем Богу, и учит нас Магомет так: совершать обрезание, не есть свинины, не пить вина, зато по смерти, говорит, можно творить блуд с жёнами.
И далее сообщают князю: оказывается, и в этой, земной жизни, можно «невозбранно предаваться всякому блуду».
Неплохо? Вы можете себе представить ревностного миссионера, который в проповеди перед язычниками упирает главным образом на то, что его религия позволяет «невозбранно предаваться всякому блуду»? Либо миссионер этот — законченный дурак, либо вся эта история выдумана от начала и до конца.
С «немцами из Рима» дело обстоит ещё смешнее. В защиту своей веры они, согласно Нестору, оказались способны промямлить одну-единственную дурацкую фразу:
-Пост по силе; если кто пьёт или ест, то все это во славу божию, как сказал учитель наш Павел.
Вслед за магометанами и «немцами» испытать на себе убийственное остроумие князя Владимира настал черед иудеев.
Владимир спросил их:
-А где земля ваша?
Они же сказали:
-В Иерусалиме. Но разгневался Бог на отцов наших и рассеял нас по различным странам.
Тогда Владимир ответил:
-А если Бог вас отверг и расточил, как же вы смеете проповедовать свою веру?
Потом, разумеется, приходит греческий посланник и закатывает речь на дюжину страниц. Показал он Владимиру картину Страшного Суда. И тут князь дрогнул и стал шевелить мозгами. Но приключения на этом не кончаются. Владимир отправляет «мужей славных и умных, числом десять» всё как следует разведать. Чтобы побывали в мусульманских землях, у «немцев», а также посмотрели, как молятся Богу греки в Царьграде.
Славные и умные мужи добросовестно съездили к болгарам-мусульманам. У них они нашли унылые молитвы, печальные лица, да бедные храмы. Потом побывали «у немцев». Выяснилось, что обрядами всё засыпано, да красоты никакой. Наконец, оказались в Царьграде. Император, как только узнал об этом, решил показать «числу десять» служения патриарха. «С патриархом служило много духовенства, иконостас сиял в золоте и серебре, фимиам наполнял церковь, пение так и лилось в душу».
Оттуда эта шатия-братия вернулась в восхищении, о чем и доложили князю в крайней степени очарованности:
«И ввели нас туда, где служат они Богу своему, и не знали — на небе или на земле мы, ибо нет на земле такого зрелища и красоты такой, и не знаем, как рассказать об этом».
— сказал Владимир.
Приврал маленько Нестор. По Нестору русичи — это полные и законченные придурки, только вчера скинувшие шкуры, которыми укрывались, сидя в землянках. По Нестору, киевляне в 986 году были некими тупыми примитивными организмами с наивным мировоззрением. Они впервые услышали о существовании мусульманства, иудаизма, «немецкой веры», они понятия не имели о церковных службах в Византии. Угодив в совершенно незнакомую «землю греческую», предстали папуасами, разинувшими рот перед сверкающими бусами. Чтобы такое заявлять, надо быть законченным русофобом.
Либо вся эта комедия высосана из пальца, либо «десятеро славных мужей» промотали командировочные денежки, отсиживаясь где-то в Киеве, а нужные сведения почерпнули, вовсе не выезжая из города. Как же иначе, если церковь византийского обряда в те времена преспокойно существовала в Киеве.
И самое главное. Сама процедура выбора религии преподносится в очень дурацком виде. Главную роль здесь сыграла форма , а не суть . Этих послов «числом десять» поразила внешняя сторона ритуалов, а не осмысленность религии (её никто и не пытался понять). То есть, наслушавшись грека, а затем своих послов, Владимир, не имея никакого представления о том, что такое христианство, принялся его насаждать. Очень неправдоподобно.

Древнее еврейство – очаг мировых заварушек

Еврейское «наводнение» в Киеве

После этого хазарские евреи стали быстро наводнять Киевскую землю. Они устремились туда как саранча. Их манило туда огромное значение Киева, лежавшего на главном видном пути от греков к Варяжскому морю. Известно, что в те времена в Киеве даже существовала «жидовская улица».
(!) Один из любимых методов евреев по завоеванию власти — подсовывание гоям, имеющим влияние, («невест Сиона»).
(!) Нам уже известно, что подавляющее большинство руководителей советской власти были жидами или полужидами.
А те, кто оказался неевреем, был женат на еврейках. Луначарский А.Б. был женат на еврейке Наталье Александровне Розенталь-Сап. Бухарин — на Есфири Ивановне Гуревич. Нарком Андреев А.А. — на Доре Моисеевне Хазан. Ворошилов — на Екатерине Давидовне Дорбман. Калинин М.И. — на Екатерине Ивановне Лобберг. Киров С.М. — на Марии Львовне Маркус. Молотов В.М. — на Полине Самуиловне Карп-Жемчужной (большая подруга Голды Меир). Брежнев Л.И. — на Виктории Петровне Гольденберг. Суслов М.А., главный идеолог коммунизма в СССР («серый кардинал») — на Судзиловской. Список бесконечен.
(!) Мать князя Святослава — княгиня Ольга была христианской.
Исходя из своих христианских установок, она приняла на работу еврейку ключницу Малку (или Малуню). Отцом этой Малки был «раав» — раввин из города Любеча. В своё время этот русский город находился в вассальной зависимости от иудейского хазарского каганата, платил ему дань и кишел иудеями, ростовщиками и прочим отребьем из «богоизбранных».
В 882 году князь Олег освободил Любеч от оккупантов, но остатки сумели втереться в доверие при дворе. Пристроилась и Малка.
Несторовская цензура дохристианских летописей привела к пересмотру слова «равв» или «рабб».
(!) Князь Владимир, который даже в «Повести временных лет» назывался «робичич», то есть «раввиныч», стал во всех историях России переводиться как «сын рабыни». Хотя об этом нигде не сказано.
Узнав, что Малка зачала от Святослава, который был пьян (да ладно, с кем не бывает?), разгневанная княгиня Ольга сослала её в село Будутино близ Пскова, где и родился Владимир.
Сам Святослав относился к своей мимолётной связи с ключницей не лучше.

Владимир-раввиныч

Покидая Русь и уезжая в Болгарию, Святослав оставил двух своих сыновей. Ярополку было тогда 10 лет, а Олегу — около 9 лет. Но, несмотря на их малолетство, Святослав посадил княжить Ярополка в Киеве, а Олега — в Земле Древлянской, разумеется, под надзором воевод. Не назначил он никакого удела только самому младшему Владимиру.
Новгородцы узнали, что Святослав назначил особого князя древлянам, обиделись. Они прислали к Святославу послов с просьбой дать и им князя, иначе они призовут к себе князя из-за моря. Ярополк и Олег, конечно, не поехали в Новгород.
Тогда новгородцы по совету Добрыни стали просить себе на княжение Владимира. Сам Добрыня был ему родной дядя, брат Малки. Святослав не любил новгородцев за чересчур торгашеский дух и, отпуская к ним Владимира, сказал:
«Возьмите его, по вас и князь!».
Новгородцы с торжеством повезли к себе малолетнего Владимира. С ним отправился и его дядя Добрыня и правил Новгородом, покуда Владимир не вырос.
Само имя Добрыня — на первый взгляд чисто русское. Однако при ближайшем рассмотрении его имя чисто еврейское. Дабран — значит «хороший оратор», «краснобай», «говорун».
(!) Во время крещения новгородцев он проявил во весь левитский размах жестокость, подлость и коварство. Всё это — итог воспитания в семье раввина-левита.
Русские летописи — тому свидетельство.

Евреи обучали Владимира убивать мальчиков

Дарбан-Добрыня зря не дремал. Он направил своего родного племянника на стажировку в более иудаизированную западную Русь, где тот смог без лишних свидетелей получить инструктаж, как взорвать изнутри последний мощный оплот язычества на огромных просторах Северной и Западной Руси — на пространствах от Белого до Чёрного морей.
Уже во времена 2-летней командировки Владимира язычество там сильно деградировало в итоге малозаметной деятельности иудеев-«язычников».
Именно они ещё задолго до командировки Владимира успели насадить грубые идолы и храмы-капища.
(!) А самое главное — приносили человеческие жертвы , как правило — мальчиков, кровь которых пользовалась большим спросом.
Теперь Владимир знал, как отомстить ненавистным ему родичам по отцовской линии за потерю власти родичами его деда по матери в Любиче. И особенно, за разгром хазарского каганата.

Еврей Владимир убивает Русь

Нет, конечно же, он не возведёт русов в ранг «богоизбранных». Он взорвёт их родное мировидение путем введения рабской жидофильской идеологии христианства. В Западной Руси он убедился, как хорошо живётся «богоизбранным».
Вернувшись в Новгород с нанятой на синагогальные деньги дружиной подонков, готовых на всё за хорошую плату, он узурпирует власть в Южной Руси и убивает своего брата Ярополка. Ведь он — всего-навсего гой, двуногий скот «богоизбранных».
Воссев на киевский престол, он по заранее разработанному коварному плану начинает проявлять повышенное почтение к арийским Богам. Призывает поставить ранее неизвестных на Руси идолов и не только поклоняться им, но и приносить в жертву невинных мальчиков. Жертвенная кровь собиралась и поставлялась иудейским заказчикам.
Впервые Владимир попытался принести человеческую жертву в Киеве в 983 году. Скандинавские саги также рассказывают о жертвоприношениях Владимира.
А между тем славянский обычай никогда не допускал такого мракобесия.
«10 лет идолопоклонства, сопровождавшихся кровавым изуверством, как и было запланировано, взорвали арийскую Веру изнутри. Русские стали роптать на собственных Богов, которым до этого благоговейно поклонялись тысячелетиями. Только после этого Владимир внедрил христианство силой, не вызвав особо мощного сопротивления, которое могло бы стоить жизни этому жидёнку». (В. Емельянов «Десионизация» , 1979).
Несмотря на то, что старая Вера была в значительной степени скомпрометирована, новая христианская религия не была принята русским народом. И христианство, и коммунизм навязаны России силой, жестокой силой. И та и другая еврейские религии пролили на Руси море крови лучших сынов отечества.


Вначале Владимир и его банда поубивали языческих волхвов. Потом приглашённые Владимиром из Царьграда иудеи в поповских рясах начали войну с «поганым язычеством», каковым эти жиды называли светлую Веру наших Предков.

«…На широких стогнах, в ночных кострах
Жгли языческое «чернокнижие».
Все, что русский люд испокон веков
На бересте чертил глаголицей,
Полетело чохом в гортань костров,
Осененной царьградской троицей.
И сгорали в книгах берестяных
Дива дивные, тайны тайные,
Заповеданный голубиный стих
Травы мудрые, звезды дальние».

Игорь Кобзев

В 996 г. князь Владимир уничтожает подробный Летописный Свод Русской Империи и устанавливает запрет на Русскую историю до христианизации, то есть закрывает историю. Но, несмотря на всё старание, Владимиру и его шайке не удалось полностью ликвидировать исторические источники. Их было слишком много, и они были распространены очень широко.
Приняли чужую религию, проповедующую нищенство и внутреннее рабство, отказались от своего календаря. В общем, началось русское рабство, продолжающееся и по сей день.
У Владимира было шесть жён: Анна, Аделья, Малфрида, Олова, Рогнеда, Юлия. Причём Юлию он взял беременную от Ярополка («ради красоты ея»), которого перед этим вероломно убил. А перед этим Юлию он сначала изнасиловал. То же досталось и его жене Рогнеде, которую он для начала изнасиловал во взятом штурмом Полоцке на глазах её связанных родителей-князей, которых потом велел убить. Кроме того, он имел 800 наложниц. 300 — в Вышгороде, 300 — в Бегороде, 200 — в Берестове.
«И был он ненасытен в блуде, приводил к себе замужних жён и растлял девиц…».
И эту жидовскую мразь христиане называют «Владимир Красно Солнышко». Он у них единственный, кто был удостоен чести принять титул «равноапостольного». Какая религия — такие у неё и святые.
(!) После воцарения на троне Владимир, уже не стесняясь, в наглую принял на себя титул «кагана земли русской» — жидовский титул главы государства.

Кровавый креститель – каган земли русской

31 июля в четверг 990 года Владимир обратился ко всему языческому населению Киева с требованием выйти на берег реки Почайны для свершения обряда крещения. Он недвусмысленно заявил, что отказавшиеся креститься будут его личными врагами. Практика показала, что заставить широкие массы креститься можно лишь под угрозой применения к ним репрессий.
В пятницу, 1 августа 990 года Владимир «Красно Солнышко» начал гражданскую братоубийственную войну. Владимир повелел опрокинуть идолы, которые сам же и насадил. Одни — сжечь, другие — изрубить. Идол Перуна он приказал привязать к хвосту коня и волочить по Боричеву взвозу к ручью и приставил 12 человек колотить его жезлами.
В своей хвалебной статье о крещении Руси митрополит Анастасий (Грибановский) пишет:
«Боже великий, сотворимый небо и землю!» — воскликнул Владимир в этот знаменательный момент, когда радовались небо и земля».
Да, наверное, наши Предки объяснялись только на пальцах, пеньку не отличали от шёлка, жили до 988 года в землянках в самой чащобе леса, а орудием труда был только каменный топор. И такое о нашей истории можно услышать на каждом шагу.
Вот и тут «…радовались небо и земля» . Как невозможно приделать к телеге пропеллер и крылья и заставить её полететь, так же невозможно себе представить, что Кровавое Крещение, замешанное на сожженных домах, оставшихся беспризорников и на русской крови — это «ниспослание духа святаго на землю русскую».
Другой, более честный историк и богослов Е.Е. Голубинский признаёт:
(!) «Нежелавших креститься было весьма много как в Киеве, так и вообще по всей Руси».
Распространение христианства было не так гладко и легко, как это рассказывают псевдоисторики, разводя пустую болтовню о «тысячелетней» истории Руси. Церковная пропаганда насчет того, что славяне валили валом в церкви сродни коммунистическим басням, что крестьяне косяками шли в колхозы, испытывая ненормальную потребность работать не 8, а 14 часов в сутки.
Согласно «Истории Российской» В.Н. Татищева , попы распространяя христианскую веру в Киеве, постоянно наталкивались на сопротивление.
(!) «…И хотя многие принимали, но множайшие, размышляя, отлагали день за день; инии же закоснелые сердцем ни слышати учения хотели».
И тогда Владимир приказал всем городским сословиям креститься в реке Почайне:
(!) «…а ежели кто от некресчёных заутра на реке не явиться, тот за противника повелению моему причтётся».
Это означало «нисхождение святаго духа на русскую землю».
Но, так или иначе, а князь Владимир, столь страшный в своих необузданных страстях, стал ключевой фигурой в истории Руси. Всё, что вершилось после него, - лишь следствие его (?) выбора религии.
Князь же Владимир через восемь лет после убийства Ярополка окрестил Русь и стал Владимиром Святым. (!?) Как заключает летописец, «был невежда, а под конец обрел вечное спасение» .