Противостояние: земля Новгородская. Тевтонский Орден и Русь: противостояние

В заброшенной промзоне «американцы и русские» сразились за химическое оружие

В одной из бывших республик СССР, на территории официально законсервированного, но продолжающего функционировать в рамках секретного межправительственного договора завода по производству химического оружия произошла авария с взрывом и выбросом боевого вещества. Узнав об этом, в США подготовили группу «зачистки», чтобы заполучить интересующие образцы химического вооружения. Россия также стянула к месту происшествия подразделения радиационной, химической и биологической защиты для блокирования района и полной ликвидации объекта. И началось противостояние...

Просто игра

Нет, не подумайте, что произошло что-то страшное. Это всего лишь легенда открытого чемпионата по страйкболу, который прошел в Парфине 22–24 сентября.

Страйкбол - это военно-тактическая игра, которая изначально подразумевала обучение солдат бою. Уже потом учебная тренировка переросла в игру, смысл которой - выполнить как можно больше заданий и умереть как можно меньше раз.

Для игроков существует ряд правил, но помимо требований безопасности, культуры поведения на игровой площадке и сценария важна... честность. Действительно, как понять - убили бойца или нет? Ведь в страйкболе, в отличие от пейнтбола, стреляют пластиковыми шариками, а они не оставляют отметок на одежде... Всё просто - игрок, которого подстрелили, должен честно поднять руку и выбыть с поля боя. Как говорят сами участники, в страйкбол приезжают играть только честные люди - другим тут не место.

Вместе с группой страйкболистов мы едем в кузове «КамАЗа » на площадку официального старта игры. По периметру военные охраняют территорию от заплутавших грибников и зевак. Шарики хоть и пластиковые, но бьют больно, травмы не нужны никому... Рассматривая нашивки на камуфляже игроков, понимаешь - география участников не ограничивается Новгородской областью. Есть представители Москвы, Санкт-Петербурга, Твери, Пскова... Для первой тестовой игры, как говорят организаторы, неплохо.

На площадке старта военные из Луги знакомят зрителей с образцами оружия. «Очень тяжёлое, не поднять, с таким далеко не уйдёшь », - обсуждают мальчишки из Парфинской школы. Представляющие военную технику солдаты улыбаются: ведь им приходится с этим оружием совершать многокилометровые марш-броски.

Старт дан

Организатор игры и управляющий партнёр «Агентства готовых решений » Татьяна Черникова сообщила перед началом соревнований, что на площадке соблюдены все необходимые меры безопасности: она соответствует высоким стандартам качества. Татьяна Черникова поблагодарила гостей за участие, а также Правительство Новгородской области за возможность провести масштабный турнир.

В свою очередь заместитель губернатора Новгородской области Вероника Минина, открывая игру, отметила, что такой чемпионат - хорошая возможность для Парфинского района привлечь гостей со всей страны.

После короткой официальной части игроки разошлись готовиться к игре, а мы в кузове знакомого «КамАЗа » возвращаемся в лагерь. Едем весело. Бывалые страйкболисты делятся историями игровой жизни. Кто-то рассказывает, как выпрашивал у жены пятый камуфляж, кто-то про новый автомат. «Жена велела сказать, что я не подкаблучник », - заканчивая историю о покупке нового обмундирования, говорит высокий небритый любитель войнушки.

В лагере работает полевая кухня, организовано питание игроков, тут же можно приобрести тактическую обувь Dixer от генерального спонсора мероприятия Zenden Group, попробовать пострелять из страйкбольного оружия. Хотя все эти мелочи и приятные, но некоторым заядлым игрокам они ни к чему. «Мы приехали не спать, мы приехали играть », - говорят они.

Не силой, а умением

Финальная битва второго дня наглядно показала, что на войне, пусть и игровой, нужна не только физическая сила, но и тактика. Например, многочисленные игроки одной из команд, заняв, на первый взгляд, выгодную позицию, проиграли в тактике, были окружены командой противника и расстреляны.

Результатом игры стали не только хорошее настроение участников, море положительных эмоций и фотографий в социальных сетях. Как сообщили организаторы, об этом чемпионате будет выпущен фильм - про войну, страйкбол и патриотизм.

Тренировочная игра прошла успешно, - подвела итоги Татьяна Черникова. - Бывалые страйкболисты отмечали, что этот проект интереснее и потенциально мощнее уже существующих. На высоте были и организация турнира, бытовые удобства. В Парфине всё было предусмотрено.

Уже сейчас можно смело утверждать, что игра «Противостояние: земля Новгородская » дала старт новому направлению - военно-патриотическому туризму. Ведь, по словам организаторов, это не последнее мероприятие в Новгородской области. Планируется, что тактические состязания на парфинской площадке будут проходить ежегодно.

Напомним, масштабные соревнования были организованы «Агентством готовых решений » и «Территорией активных игр «Полигон » при поддержке Правительства Новгородской области и объединили в Парфинском районе более 2000 человек из 12 регионов России.

Татьяна ЯКОВЕНКО, Анастасия ГАВРИЛОВА

Фото Татьяны Яковенко

» уже рассказывали вчера о турнире по страйкболу «Противостояние: земля Новгородская ».

Напомним, открытый чемпионат РФ по страйболу проходил с 22 по 24 сентября в Парфине, в заброшенной промзоне. Чемпионат организовали «Агентство готовых решений » и «Территория активных игр «Полигон » при поддержке Правительства Новгородской области.

В Парфино приехали гости из 12 регионов России, и это только начало, обещают в региональном правительстве. Планируется, что тактические состязания на парфинской площадке будут проходить ежегодно. Об этом сообщила вице-губернатор Вероника Минина на открытии турнира.

По её словам, этот турнир - хорошая возможность для Парфинского района привлечь гостей со всей страны.

Организатор игры и управляющий партнёр «Агентства готовых решений » Татьяна Черникова сообщила перед началом соревнований, что на площадке соблюдены все необходимые меры безопасности и она соответствует высоким стандартами качества. Она поблагодарила правительство области за возможность провести масштабный турнир.

Боевую атмосферу на площадке создали специалисты областного управления МЧС. Спасатели и медики дежурили на площадке на протяжении всей игры. А возле игровой территории региональное ДОСААФ выставило боевую технику, чтобы зрители смогли осмотреть оружие и спецмашины.

«Игроки участвовали в увлекательной борьбе за победу в атмосферных локациях, дополненных реальной военной техникой. Приятным сюрпризом для спортсменов оказался и оригинальный игровой сценарий, разработанный командой профессиональных страйкболистов. Двум командам предстояло захватить стратегические объекты противника, обнаружить место хранения опасного вируса, а также выполнить секретные задачи по его нейтрализации », - рассказали нам в пресс-центре областного правительства.

Фото: Алексей Мальчук (сайт областного правительства)

Редакция

Последние новости Новгородской области по теме:
Парфинское страйкбольное «Противостояние» может стать ежегодным

Парфинское страйкбольное «Противостояние» может стать ежегодным - Великий Новгород

Кузьмин А. Г.

Специфика развитияНовгородской земли в XI–XIII вв. была во многом связана с предшествующим временем, потому что именно в древности были заложены своеобразные черты и новгородского общественно-политического устройства, и ориентирыновгородской экономики, и принципы взаимоотношенийНовгорода с другими землями Руси.

В исторической литературе основные дискуссии связывались с началом Новгорода. Летопись относит его возникновение примерно к 864 году: Рюрик пришел из Ладоги и основал Новыйгород (легенды о более древнем существовании города сложились не ранее XVII века). Среди археологов имеются расхождения в оценке этого древнейшего показания летописи. Известный знаток новгородских древностей В.Л. Янин относит возникновение Новгорода лишь к X столетию. Г.П. Смирнова доказывала, что древнейшая новгородская керамика, сходная с западнославянской, откладывается в древнейших слоях Новгорода как раз во время, указанное в летописи - во второй половине IX века. Но расхождения в хронологии не столь принципиально значимы - в расчет берутся разные материалы, из разных раскопов, использованы разные способы датировки (скажем, точное датирование современными методами уличных мостовых указывает лишь на время появления этих мостовых, а не самого поселения). Важнее оценить содержание летописного сообщения: в какой степени надежен этот источник.

Имеются разночтения и в определении этнического состава первоначального поселения Новгорода. Но это и естественно: по Волго-Балтийскому пути с запада на восток шли разноязычные отряды и просто переселенцы. В сказании о призвании варягов, датированном в летописи 50–60 гг. IX столетия, действуют два славянских племени и три угро-финских в качестве уже оформившейся федерации и, следовательно, возникшей ранее этого времени. И здесь же присутствуют этнически неопределенные “варяги”, которые явно появились пришли сюда ранее описываемых событий, если даже далекая от Балтики меря должна была платить им дань.

Разные мнения исследователей предопределяет и то обстоятельство, что ранние новгородские летописи сохранили меньше материала, нежели более поздние - софийско-новгородские. Это особенно заметно при описании событий XI века, которые Новгородская Первая летопись передает, следуя в основном за одной из редакций “Повести временных лет” (до 1115 года). Именно это обстоятельство породило распространенное мнение, что до XII века в Новгороде не было самостоятельного летописания. В принципе, расхождения в определении начала новгородского летописания - это одно из многочисленных следствий различного понимания самой сути летописания: единое дерево или сосуществование и борьба различных традиций, выражающих интересы разных политических сил и идеологических устремлений.

Судя по предисловию к Новгородской Первой летописи, этот свод возник в период между 1204 - 1261 годами. По ряду признаков определяется, что свод составлялся в середине XIII века, а позднее он был доведен до 30-х гг. XIV столетия. Именно до середины XIII века использован новгородский источник составителем Ростовского сборника. Свод использовал редакцию “Повести временных лет” в хронологических пределах до 1115 года (но без договоров), которая послужила основой этой ветви новгородского летописания, но она не была ни единственной, ни древнейшей.

В этом смысле важно обращение к софийско-новгородским летописям XV века. Вообще, софийско-новгородские летописи - это скорее материал для летописного свода, нежели сам свод. Летописец оставляет заметки, возможно и для себя, вроде: “ищи в Киевском”, не раскрывая содержания соответствующего текста “Повести временных лет”. Именно вследствие незавершенности работы над текстом в летописях нередки дублирования одних и тех же событий под разными годами. Но в этом неупорядоченном материале просматриваются следы более раннего новгородского летописания, в том числе совершенно неотраженного в Новгородской Первой летописи. Например, софийско-новгородские летописи века дают материал о времени княжения Ярослава (первая половина XI века), которого “Повесть временных лет” не знает. И этот материал явно новгородского происхождения.

Определенным этапом работы в рамках этой традиции был свод, составлявшийся в 80-е годы XII века, предположительно Германом Воятой, скончавшимся в 1188 году. При этом важно, что в Синодальном (древнейшем) списке Новгородской Первой летописи этот летописец обозначает себя под 1144 годом: “Постави мя попомь архиепископ святый Нифонт”. Весьма вероятно, что именно в этом своде было привлечено и ростовское летописание, а именно “Летописец старый Ростовский”. Его влияние заметно в рассказах о Моисее Угрине, сестре Ярослава Предславе, Мстиславе “Лютом” и некоторых других. Причем, в данном случае речь идет именно о своде, то есть создании характерного для феодальной Руси и России исторического труда, соединявшего разные письменные источники. В таких сводах ранее составленные своды обычно продолжались, часто без переработки. Поэтому, скорее всего и на протяжении XII столетия в Новгороде явно был не один центр ведения летописных записей.

Те из исследователей, кто признавал существование новгородского летописания в XI веке (А.А. Шахматов, Б.А. Рыбаков, ряд авторов XIX столетия), обычно искали следы его в 50-х годах. У Шахматова это новгородский материал, привлеченный в Киеве впервые в предполагавшийся им “Начальный свод 1095 года” и следы его он искал в составе “Повести временных лет”. Б.А. Рыбаков говорит об “Остромировой летописи”, в большей мере используя материал софийско-новгородских летописей, то есть с неизбежным выходом на иную традицию, нежели отраженную в “Повести временных лет”. Такая датировка подтверждается важным указанием софийско-новгородских летописей под 1030 годом. В них по сравнению с “Повестью временных лет” добавлено, что в 1030 году Ярослав после создания города Юрьева вернулся вНовгород и собрал “от старост и поповых детей 300 учити книгам”. А далее следует исключительно важное “припоминание”: “Преставися архиепископ Аким Новгородский, и бяше ученик его Ефрем, иже ны учаше”. Ефрем, очевидно, возглавлял новгородскую епархию, как Анастас и позднее Иларион киевскую церковь. Первый (или один из первых) новгородский летописец определяет себя как ученика Ефрема, и это ведет именно к середине XI века, поскольку о Ефреме говорится уже в прошедшем времени, ведь Ефрем исполнял обязанности главы новгородской церкви до утверждения византийской митрополии в Киеве в 1037 году.

В основе софийско-новгородских летописей лежит свод 1418 года, непосредственно до нас не дошедший. Но с ним, видимо, были знакомы составители младшего извода Новгородской Первой летописи. В софийско-новгородских летописях отмечается хронологическая путаница, что может свидетельствовать об отсутствии в первоначальном тексте абсолютных дат: даты проставлялись либо летописцем середины XI века, либо более поздним летописцев.

В XII–XIII вв. Новгородская земля устойчиво держалась общинно-республиканским форм общежития, сохранявшихся на протяжении многих столетий и не до конца задавленныхидеологией и практикой крепостничества. Уже говорилось, что по специфике своего социально-политического устройства Новгород близок городам славянского балтийского Поморья (Южная Балтика). Эта специфика и составляла своеобразие Новгородской земли в рамках восточнославянского государственного и этнического объединения: изначальная слабость княжеской власти; большой авторитет религиозной власти (и в язычестве, и в христианстве); вовлеченность в социально-политические процессы разных слоев населения (помимо холопов-рабов).

Из пределов Новгородской земли эта система социально-политических отношений распространилась далеко на восток, вплоть до Сибири, как это показал, в частности, Д.К. Зеленин.Характерно, что подобная система особенное распространение получила на тех территориях, где земледелие существует, но оно неустойчиво, а потому большую роль играют промыслы иторговля. Важен и еще один момент - на этих территориях никогда не было и не будет крепостного права, поскольку феодальные вотчины здесь не имеют смысла: насильно привязанный к месту смерд ничего не даст его потенциальному владельцу. Зато “дани” и “оброки” сохранятся в этих регионах на протяжении столетий. Повлияло на отсутствие крепостного права и то обстоятельство, что в сельской местности, находящейся в суровых и неустойчивых климатических условиях, требовались инициатива каждого работника и соблюдение принципа “артельности”. Это, в свою очередь, вызывало необходимость сохранения общинной общественной структуры, в которой господствовал принцип выборностируководителей, когда лица, занимающие выборные должности, осуществляли внутреннее управление общиной ипредставительство общины вовне ее.

Для понимания своеобразия социально-политического устройства Новгородской земли необходимо учитывать и тот факт, что в Новгородской земле существовала иерархия городов - все города рассматривались в качестве “пригородов” Новгорода и должны были нести по отношению к нему определенные повинности. Но внутри каждого из этих городов управление выстраивалось снизу вверх, также как и в самом Новгороде. Конечно, с углублением социальных противоречий, между “верхами” и “низами” городского общества часто возникали противостояния, а то и открытая борьба. Но “смерд”, как основная категория населения, являлся значимой фигурой и в начале XI века, и в XII веке, и позднее, когда князья в противостоянии боярам оказывали поддержку именно “смердам”.

В Новгородской земле была своя специфика взаимодействия славянских и неславянских племен. Дело в том, что неславянские племена в большинстве случаев довольно долго сохраняли обособленность, а их внутренняя жизнь оставалась традиционной. Новгороду в целом или отдельным новгородским светским и церковным феодалам эти племена выплачивалась дань и сбор такой “дани” был основной формой подчинения неславянских племен главному городу края или его “пригородам”. В числе племен-данников Новгорода были ижора,водь (у побережья Финского залива), карела, Терской берег на юге Кольского полуострова, емь (финны), печера, югра. Причем на востоке, в Приуралье (земли печоры и югры) погостов для сбора дани не было, и туда направлялись специальные дружины. Сбор “дани” обычно проходил мирно, при обоюдном согласии, хотя, конечно же, были и случаи, когда новгородские дружинники занимались грабежами. Но в целом ситуацию взаимоотношений Новгорода с восточными и северными племенами отражает карело-финский эпос: в нем нет самого понятия внешнего врага, а враждебные силы прячутся в подземельях или на небесах.

Претендовал Новгород и на сбор дани с племен Восточной Прибалтики. Но в этот регион с конца XII века начинают проникать немецкие крестоносцы, с которыми Новгород позднее будет вести постоянную и тяжелую борьбу. Центром новгородского влияния на восточно-балтийские племена был город Юрьев, основанный в 1030 году Ярославом Мудрым. Борьба за Юрьев долго будет важнейшим звеном в противостоянии “натиску на восток” крестоносцев. Племена, находившиеся на территории собственно Новгородской земли, как правило, выступали в союзе с новгородцами против натиска с запада немцев и скандинавов.

Основные элементы собственно новгородского самоуправления - вече, институт посадников, институт тысяцких, институт старост и связанные с этими институтами хозяйственно-управленческие должности. Изначально важную самостоятельную роль играли в язычестве волхвы, а после принятия христианства - епископы и архиепископы. Роль этих различных институтов выявляется в связи с какими-нибудьконфликтами: либо между князем и городом, либо внутри господствующих “золотых поясов” - претендентов на высшие должности, либо между “верхами” и социальными “низами” города.

Обычное впечатление о новгородском самоуправлении, как о неуправляемой вольнице складывается под влиянием суммы летописных известий. Но ведь летописи не сообщают о каждодневных, “рутинных” делах летописи, отражая на своих страницах только какие-то важные события. Но даже сохранившиеся сведения - это свидетельство высокой политической активности новгородского населения, возможной лишь в условиях определенной правовой защищенности.

Кардинальный институт в системе самоуправления - вече, которое было своеобразным продолжением обязательных “народных собраний” в любых родоплеменных объединениях (итерриториальных, и кровнородственных). Нередко подвергается сомнению сам факт существования вече, а под ним предполагается какое-то узкое собрание “верхов”, которое выдает свое решение за “общенародное”. Такие спекуляции наверняка были, но говорят они о том, что некогда дела решали на общем собрании.

В XII–XIII веках именно “вече” и его решения корректировали поведение исполнительной власти. Реально зафиксированные летописями народные собрания, чаще всего предстают как нечто чрезвычайное, вызванное неожиданно возникшими проблемами. На каком-то этапе они, видимо, и стали таковыми. Но необходимость обращаться к мнению вече даже и при решении заведомо сомнительных вопросов, является аргументом в пользу народного собрания: его нельзя заставить, а потому надо обмануть. Конечно, реальные дела нередко вершились за спиной “вечников”. Но если Новгороду надо было кому-то или чему-то реально противостоять, то без “вече” обойтись было невозможно. Следовательно, сам “чрезвычайный” характер народных собраний является своеобразном свидетельством о “высшем” критерии власти, как обязанности решать неотложные вопросы, вставшие перед всей племенной или территориальной организацией. И в некоторых случаях именно решение “вече” блокировало - правильные или неправильные - намерения бояр.

В практике новгородской политической жизни к мнению и решению “вече” приходилось обращаться неоднократно, и летописи сообщают в целом ряде случаев о противостоянии “вече” аристократической “Софийской” и ремесленно-купеческой “Торговой” стороны, то есть о собраниях разных либо территориально, либо социально объединенныхновгородцев, со своими предложениями или требованиями. И нередко спорные вопросы решались на мосту между “Софийской” и “Торговой” стороной Волхова: кто кого с моста сбросит. Локальные вопросы решало вече городских посадов-концов. На таких собраниях обычно обсуждались и возможные претензии к исполнительной власти города.

Сам круг и состав “вечников” в разные времена и у разных племен не одинаков, как не одинаковы и “ведущие” в рамках вечевых собраний, что видно в практике разных земель Руси. Сказываются неизбежные “внешние влияния”, вызванные, в частности, условиями расселения славян в VI - IX веках, а также приходящимся на это же время процессом углубления социального размежевания и кровнородственного, и территориального коллектива.

Институт “тысяцких” проясняется из самого обозначения должности. Это традиционная славянская выборная от “Земли” должность, в рамках “десятских”, “пятидесятских”, “сотских” и следующих за ними. “Тысяцкие” - это те, кому поручалось возглавлять ополчение города и округи. Естественно, что “тысяцкие” стремились удержать свои права, сохранить должности для потомков или в ближайшем окружении. Но формальных прав они на это не имели, а потому вокруг этой должности могла развертываться борьба потенциальных кандидатов.

Наиболее значимой в исторической перспективе в Новгороде была должность “посадников” (институту “посадников” посвящена основательная монография В.Л. Янина). Наиболее запутанным остается вопрос о зарождении этого института ифункциях посадников в X–XI вв. Даже этимология, вроде бы прозрачная, дает возможность двоякого толкования: посадник, как “посаженный”, и посадник, как управляющий “посадом”, торгово-ремесленной частью городов. Основная проблема, связанная с институтом посадничества, это - процесс превращения княжеского “посаженного” чиновника в выборную республиканскую должность. В “Повести временных лет” первые новгородские “посадники” упомянуты в связи с деятельностью киевского князя Ярополка Святославича. При этом имеет значение тот факт, что речь идет не об одном посаднике, а о посадниках во множественном числе. Так же во множественном числе они упоминаются после возвращения в Новгород из “заморья” Владимира Святославича: князь отправляет их в Киев с напутствием, что скоро он и сам направится к Киеву против Ярополка. “Посадники” Ярополка не попали в позднейшие перечни, которые обычно открываются именем Гостомысла. Имя Гостомысла, видимо, было популярно в новгородских преданиях, и привлекалось для оправдания права новгородцев выбирать посадников и приглашать по своему выбору князей. Само это имя впервые появится в софийско-новгородских летописях, в которых Гостомысл представлен в качестве предшественника Рюрика. Было ли имя Гостомысла в первоначальной новгородской летописи (по Б.А. Рыбакову - в “Летописи Остромира”) остается неясным. Вообще само появление имени Гостомысла связано с оживлением воспоминаний новгородцев о прежних вольницах и желанием их возрождения в XV столетии. Но такая же ситуация сложилась и в XI веке, после смерти Ярослава Мудрого. Соответственно и сообщение софийско-новгородских летописей о том, что Гостомысл - это “старейшина”, избранный посадником, актуально не только для XV-го, но и для XI века.

В софийско-новгородских летописях, равно как в списках посадников, второе после Гостомысла имя - Константин (Коснятин) Добрынич, который был двоюродным братом князя Владимира Святославича и, соответственно, двоюродный дядя Ярослава. В 1018 году Константин резко воспротивился попытке Ярослава бежать, бросив все, к варягам. И это тоже показатель - посадник выражал настроения и волю новгородцев. Ярослав же сурово расправился с близким родственником. В летописях все эти события отнесены к концу второго и началу третьего десятилетия XI века. По мнению В.Л. Янина, их следует перенести в 30-е годы, с учетом дублирования в софийско-новгородских летописях всех записей за это время с разницей примерно в 16 лет (это соответствовало бы использованию Александрийской космической эры, определявшей время от “сотворения мира” до Рождества Христова в 5492 года, то есть как раз на 16 лет ранее указываемой в константинопольской эре).

Еще один новгородский посадник в XI веке - Остромир, по заказу которого было изготовлено знаменитое “Остромирово Евангелие”. В рассказе о походе на греков в 1043 года в качестве воеводы Владимира упоминается его сын Вышата. Позднее тот же Вышата в 1064 году уйдет из Новгорода в Тмутаракань вместе с князем Ростиславом Владимировичем. Дата 1064 год вызывает сомнение. В “Остромировом Евангелии” ее владелец определен как “близок” Изяслава, то есть родственник именно Изяслава. А Изяслав утеряет киевский стол сначала в 1068 году, а затем в 1073 году, когда киевский стол займет главный антагонист Изяслава - Святослав Ярославич. Конфронтация именно с семейством Святослава предполагает события 1068 года. Ростиславу же пришлось столкнуться с сыном Святослава Глебом, занимавшим Тмутаракань. Очевидно, и Остромир был связан и с этой ветвью потомков Ярослава, оказавшихся изгоями. Но вопрос о взаимоотношениях внутри княжеской и посаднической ветвях власти в этом случае не прояснен. По всей вероятности, Ростислав бежал, будучи не в силах противостоять какому-то кандидату на новгородский стол, выдвинутому Всеславом или Святославом.

В летописи под 1054 годом - датой кончины Ярослава Мудрого - сказано о гибели Остромира в походе на чудь. Но “Остромирово Евангелие” относится к 1057 году, следовательно, ранние новгородские летописи не сохранили точной датировки (данная неточность может служить аргументом в пользу того, что древнейшая новгородская летопись не имела дат “от Сотворения мира”).

В дальнейшем институт посадничества укреплялся в Новгороде за счет того, что киевские князья посылали в сюда еще недееспособных детей, за которых и от имени которых управляли присланные с ними воеводы и посадники. Ростиславу было 14 лет, когда умер его отец Владимир. МстиславВладимирович впервые был отправлен в Новгород примерно в 12-летнем возрасте (и пробыл в первый свой приход в Новгород 5 лет, до 1093 года). Списки посадников за это время дают целый ряд имен, не отраженных в других источниках. Княжение Владимира Мономаха и Мстислава Владимировича в целом - время заметного укрепления власти киевского князя, усиление определенного единства разных земель под его властью. Вторичное пребывание Мстислава в Новгороде приходится на 1096–1117 гг., причем попытка Святополка Изяславича, княжившего в Киеве после смерти Всеволода и до своей кончины в 1113 году, воспользоваться правом первого лица - была отвергнута новгородцами, отдавшими предпочтение Мстиславу. Но переход Мстислава в Киев в 1117 году нарушил гармонию. Мстислав оставил в Новгороде сына Всеволода с обещанием, что тот ни в коем случае не оставит Новгород. Однако сразу после кончины Мстислава в 1132 году новый киевский князь Ярополк перевел Всеволода в Переяславль, откуда его вскоре изгнали дяди Юрий и Андрей. Всеволод вынужден был вернуться назад в Новгород, но там ему припоминали “измену”, а в 1136 году выгнали с позором. Судя по всему, Всеволод и ранее держался лишь авторитетом и мощью занимавшего Киев отца, и конфликт 1132 года лишь обнажил реальные взаимоотношения князя и “Земли”, которая поднималась, восстанавливая в ряде случаев древние формы самоуправления. Новгородский летописец отмечает, что в изгнании Всеволода Мстиславича в 1132 году участвовали и псковичи, и ладожане, и вообще “бысть въстань велика въ людьх”. Правда, затем новгородцы и их “пригороды” “въспятишася”. Но 1136 год окончательно знаменовал новую форму взаимоотношений всей Новгородской земли с приглашаемыми князьями (ладожане и псковичи и в этом решении участвовали).

1136 год - дата, значимая и для Новгорода, и для Руси в целом. Именно с этого времени фактически перестали действовать и принцип “старейшинства”, и принцип “отчины”. В литературе отмечалось, что за следующее столетие в Новгороде будет совершено более 30 переворотов. И волнения возникали не только из-за борьбы в верхах, в среде посадников и “золотых поясов”. Социальные проблемы тоже постоянно всплывали на поверхность общественной жизни, и некоторых из приглашенных князей уже боярство обвиняло в предпочтениях, оказываемым смердам. Вообще архаизация социальных отношений в Новгородской земле оказалась одной из причин развития по северу Руси буржуазных отношений, в то время как в центре и в южных пределах феодализм привнесет крепостнические отношения.

Во второй половине XII - начале XIII столетий новгородцы будут лавировать между соперничавшими ветвями Ярославичей. Так, изгнав Всеволода Мстиславича (Мономаховича), они немедленно пригласили Святослава Ольговича - одного из главных соперников Мономаховичей. Естественно, что такой поворот не устраивал многих в Новгороде и в Пскове. В смуте 1136–1138 годов псковичи примут Всеволода Мстиславича, а новгородцы будут держаться Святослава Ольговича, хотя особой поддержки он и в Новгороде не получил. Конфликт возник у князя и с епископом Нифонтом, как отмечено выше, на бытовой почве. И неудивительно, что Святослав Ольгович вскоре покинул Новгород.

В Новгороде традиционно большую роль всегда играла церковная власть. При этом во второй половине XII века проявлялись и церковно-политические противоречия, и не только в связи с конфликтом епископа Нифонта с митрополитом Климентом Смолятичем. Именно в 1136 году монах Антониева монастыря Кирик написал свое знаменитое “Учение” - размышление о хронологии с выходом и в математику, и в астрономию. В заключение своего текста он весьма положительно отозвался о Святославе Ольговиче, поставив его впереди Нифонта. Позднее Кирик напишет “Вопрошание” к Нифонту по широкому кругу вопросов. В числе этих вопросов есть один весьма принципиальный: о замене епитимий (церковных наказаний византийского образца) заказными литургиями. Возможно, этот вопрос связан со своеобразными традициями самого Антониева монастыря, близких к ирландской церкви. Напомним, что основатель монастыря Антоний Римлянин приплыл в Новгород с Запада Европы “на скале”, аплавание “на скале” было специфической чертой именно кельтских святых. Кроме того, именно в ирландской церкви епитимия заменялась заказными литургиями. Следовательно, вопрос Кирика к Нифонту был связан с реальной практикой, сохранявшейся в Антониевом монастыре. И на подобные вопросы Нифонт отвечал жестко и резко.

Своеобразным продолжением этой темы явились новгородские события 1156 года. Нифонт умер в Киеве, не дождавшись митрополита. И летописец, защищая Нифонта, приводит разные мнения о нем: “Шел бо бяшеть къ Кыеву против митрополита; инии же мнози глаголаху, яко, лупив святую Софею пошел к Цесарюграду”. Не менее интересен и уникальный случай, произошедший в Новгороде после смерти Нифонта: “В то же лето собрася всь град людии, изволеша собе епископомь поставити мужа свята и Богом изъбрана именемь Аркадия; и шед весь народ, пояша из манастыря святыя Богородица” . Епископ Аркадий был поставлен как бы временно, до утверждения митрополитом, а на само утверждение в Киев Аркадий отправился лишь через два года. Думается, что в данной ситуации снова проявляется рецидив ирландской или арианской традиции, характерной для раннего русского христианства - избрание епископов решением общины. Причем в ирландской церкви епископ являлся административно-хозяйственной должностью, а у ариан - собственнобогослужебной. В реальной политической практике Новгорода епископы совмещали обе эти функции, нередко оттесняя и княжескую власть, и посадническое управление.

Владыка Аркадий возглавлял епархию до 1163 года. Затем в летописи двухлетний перерыв, когда место епископа, видимо, рустовало. А в статье 1165 года упоминаются сразу два архиепископа, поставленных для Новгорода в Киеве: Илья иДионисий. О последнем летописец пишет с явной симпатией. Видимо, неудачна редакция статьи: сначала сказано об утверждении Ильи, а в конце статьи о кончине Дионисия.

Илья занимал кафедру двадцать один год (до 1187 года) и ему удалось укрепить и личный авторитет, и авторитет Софийской кафедры. Летопись положительно оценивают и деятельность его брата Гавриила в 1187–1193 гг. - главным образом застроительство церквей, что может свидетельствовать либо о действительном положении церкви, либо о личности летописца, близкого к этим архипастырям.

Может быть, именно благодаря столь длительному фактическому правлению Ильи и его брата внутреннее положение Новгорода в последней трети XII века относительно стабилизировалось. Помимо указанного элемента стабилизации - повышения авторитета Софийской кафедры - этому способствовали также и внешние обстоятельства: необходимость противостоять нараставшей угрозе на Балтике со стороны немецких крестоносцев, и сложные отношения с князьями Владимиро-Суздальской Руси Андреем Боголюбским и Всеволодом Большое Гнездо.

Новгород был кровно заинтересован в сохранении нормальных деловых отношений с “великими” князьями, контролировавшими Волго-Балтийский путь и земли, спасавшие новгородцев в часто повторяющиеся годы недорода. Но великие князья стремились к подчинению Новгорода, а новгородская “вольница” добивалась “паритетных” отношений. Поэтому, желая ограничить пределы княжеской власти, новгородцы сокращали число земель, с которых князь мог получать дань. Это прямо будет фиксироваться в грамотах XIII века, но как тенденция такое положение существовало изначально. Просто в XIII веке ярче был выражен феодальный характер социально-экономических отношений, и в договорах более конкретно определялись территории, с которых князья могли взимать “дани”.

В XII–XIII вв. происходит укрепление социальной элиты Новгорода, что породило другую проблему: нарастало недовольство социальных низов злоупотреблениями городской власти. В 1209 году, когда новгородцы участвовали в походе Всеволоду Юрьевича Большое Гнездо и дошли до Оки, в городе произошел социальный взрыв, направленный “на посадника Дмитра и на братью его”. Вече обвинило правителей Новгорода в многочисленных злоупотреблениях: “Повелеша нановгородцех серебро имате, а по волости куры брати, по купцем виру дикую, и повозы возити, и иное все зло”. По решению вече, “поидоша на дворы их грабежом”, были распроданы села посадника и его окружения, отобрана челядь, от награбленного имущества каждому новгородцу досталось по три гривны. Летописец оговаривается, что не счесть того, что кто-то “похватил”, и “от того мнозе разбогатеша”.

Об этом восстании существует значительная литература. И принципиальное расхождение в оценках этого социального взрыва: носил ли он антифеодальный или внутрифеодальный характер. Думается, как и во многих других случая, материал свидетельствует о внутрифеодальных коллизиях - в результате восстания произошло перераспределение награбленного. Но при этом сохраняется выход и на коренную проблему - в событиях 1209 года явно прослеживатеся противостояние “Земли” и “Власти”.

Новгород был главным дипломатическим и торговым окном Руси в Северную Европу, и сохранилось значительное количество актов, договорно определявших отношения с западными партнерами. Наибольшее количество договоров связано с Любеком, Готским берегом и немецкими городами. В этой связи представляет интерес инцидент с “варягами”, о котором сообщает Новгородская летопись под 1188 годом. Новгородцы были ограблены варягами “на Гътех”, а немцами “в Хорюжку и Новоторжьце”. В ответ в Новгороде закрыли выход за море и выслали посла варягов. Под 1201 этот сюжет имеет продолжение: снова варягов “пустиша без мира за море”, и той же осенью “приидоша варязи горою (то есть сушей, через Восточную Прибалтику) на мир, и даша им мир на всей воле своей”.

Два этих сообщения интересны тем, что к этому времени относится один из традиционных договоров Новгорода с Любеком, Готским берегом и немецкими городами, то есть южным берегом Балтики, который в это время принадлежал Германии. В договорах обычно шла речь о мире, о посольских и торговых отношениях и о суде, поскольку судебные традиции в разных землях и городах различались. Любек оставался одним из главных торговых центров на Балтике, и он еще в документах XIV века помещался “в Руссии”. “Готский берег” являлся транзитным для купцов по Волго-Балтийскому пути, и там находились торговые базы практически всех народов, вовлеченных в торговлю на этом пути. Что касается городов “Хоружек” и “Новоторжец”, то достаточно ясна их славянская этимология, но вопрос об их локализации остается спорным.

Целый комплекс проблем, характеризующих новгородское общество, представляют события 1227–1230 годов, отмеченные летописями (прежде всего Новгородской Первой и Никоновской) несколькими обрывочными и противоречивыми фразами. В литературе существуют и разные прочтения, и разные оценки происшедшего. А проблемы трудно понять вне контекста всей новгородской и древнерусской истории.

Судя по отдельным летописным фразам, в 1227 - 1230 годах в Новгороде были голодные годы и “недород” сказывался на протяжении трех лет (в 1230 году более трех тысячах новгородцев заполнили “студельницы” с трупами, а собаки не могли поедать разбросанные по улицам трупы). Голодные годы порождали множество проблем. Прежде всего - откуда и за чей счет доставить в город недостающие продукты. И сразу возникали противоречия, о характере которых и спорятисторики: классовые, или внекласовые. В 1227 году начало “голодных лет” ознаменовалось появлением вроде бы уже забытых волхвов. Древние волхвы напрямую увязали явления природы с природой власти: “недород” считался признаком неумелой и недееспособной власти, которую можно было подвергнуть любому наказанию.

В итоге же наказали проповедников-волхвов: впервые в истории Руси (в отличие от Западной Европы) загорелись костры;четверо волхвов были сожжены на костре. Летописец, возможно даже современный событиям, осудил эту акцию, заметив, что в окружении князя Ярослава Всеволодовича (занимавшего в то время Переяслаль Залесский и исправлявшего функции новгородского князя) к карательной акции новгородцев отнеслись отрицательно. Поскольку сожжение проходило на Софийском дворе, можно предполагать, что инициаторы казни находились именно в канцелярии архиепископа. В итоге, архиепископ Антоний вынужден был уйти “по своей воле”, а на его преемника Арсения обрушился гнев новгородцев.

Сменилась и светская власть. Князь Ярослав оставил новгородский стол и вернулся в Переяславль, в Новгороде же появился князь Михаил Черниговский, который “целова крест на всей воли новгородской” и прежних грамотах, и “вьда свободу смьрдем на 5 лет дании не платити, кто сбежал на чюжю землю”. Иными словами освобождались от даней на пять лет те, кто бежали либо от насилий, либо от голода. Те же, кто оставался на своих местах, платили дани в прежних объемах.

1228 год отмечен и еще одним проявлением новгородской демократии. Пришедшего на смену Антонию архиепископа Арсения “простая чадь” не приняла. Более того, против него было выдвинуто обвинение на вече “на княжи дворе”, что он устранил Антония, “давши князю мзду”. Арсения обвиняли и в том, что слишком долго стояло тепло. Его выгнали, едва не растерзав на площади перед Софийским собором, и от смерти он спасся, лишь затворившись в храме. На кафедру вновь был возвращен Антоний, а дворы светских правителей города разграбили. С приходом в город Михаила Черниговского был создан еще один прецедент: кандидата в архиепископы избирали жребием из трех кандидатур, отказавшись от ранее избранных и утвержденных. В результате оказался избранным архиепископом оказался Спиридон - дьякон Юрьевского монастыря.

Страшный голод 1230 года вызвал новый всплеск протестов и возмущений в социальных низах Новгорода. Дворы и села посадника, тысяцкого и их окружения были разграблены. Были избраны новые посадник и тысяцкий, а имущество убитых и изгнанных делится “по стом” (то есть по “сотням”). “Сотенная” система, традиционная для славянства, долго будет сохраняться на севере Руси. И она оставалась формой самоуправления, в том числе и в организации не всегда понятных “беспорядков”.

14 июля 1471 года, 545 лет назад, состоялась знаменитая Шелонская битва между Москвой и Новгородом. Что произошло в тот день и почему нам так мало известно о битве, рассказывает отдел науки «Газеты.Ru».

История противостояния Москвы и Новгорода занимает особое место в истории нашей страны. Эти два княжества соперничали между собой за право обладания политическим, экономическим и религиозным превосходством на Руси на протяжении столетий. Москва отстаивала право контролировать все княжества, а Новгород пытался сохранить свой уникальный республиканский дух. Московскими князьями в течение XIV–XV веков предпринималось несколько попыток присоединить Новгородское княжество, но ни одна из них не увенчалась успехом. Но начавшееся в конце весны 1471 года очередное противостояние принесло Москве долгожданный успех, хотя за это ей пришлось дорого заплатить.

К середине XV века, в период царствования Ивана III, Новгород переживал кризисные времена.
В городе постоянно происходили восстания горожан против знати из-за угнетения низших и средних слоев городского населения.
Местное новгородское боярство, в руках которого была сосредоточена власть, не могло своими силами положить конец восстаниям. Для этого было принято решение заключить союз с польско-литовским королем, который прислал для управления неспокойным городом своего наместника, князя Михаила Олельковича. Другим важным шагом к усмирению восстания и становлению мощи княжества был выбор нового новгородского архиепископа после смерти Иона, занимавшего этот пост ранее. По традиции кандидатура должна была быть представлена на согласование с Москвой, но в этот раз Новгород решил считаться с литовским православным митрополитом, который находился в Киеве. Вместе с этим Новгород заранее предусмотрел будущую агрессию московского князя Ивана III и заключил союзнический договор с польско-литовским королем Казимиром IV.

«Изменник православию»
Сразу две измены возмутили народные массы Новгорода, и это вызвало раскол среди бояр, что привело к ослаблению военной мощи города.
Иван III прекрасно понимал, что наступил хороший момент окончательно присоединить Новгородское княжество, но решил действовать хитро, дипломатическим способом - посредством церкви.
Московский митрополит обвинил новгородцев в предательстве и требовал, чтобы население города отказалось от поддержки польско-литовской опеки. Данная угроза мобилизовала сразу обе стороны, и Иван III весной 1471 года принимает решение организовать общерусский «крестовый поход» на Новгород, который воспринимался остальными княжествами как «измена православию». Религиозный окрас похода придавал ему еще большее значение и важность.

Начиная с марта 1471 года Иван III начал готовиться к походу. В связи с особыми климатическими условиями местности вокруг Новгорода было необходимо выбрать правильную стратегию, а главное - время наступления.
Для этого был созван церковно-служилый собор, на котором было принято решение организовать поход в начале лета.
Кроме того, Ивану III было важно заручиться поддержкой в лице союзнических княжеств и войск. На соборе решили привлечь к походу вятчан, устюжан, псковичей, тверского князя. В качестве стратегического направления нападения были выбраны западное, южное и восточное, чтобы окружить Новгород, отрезать его от всех отступных маршрутов, которые вели в Литву. Также был разработан более четкий план действий, согласно которому к Новгороду должны были подойти с запада и востока два сильных отряда, а с юга наносился главный удар под командованием самого Ивана III. Стоит отметить, что факт созыва церковно-служилого собора был новым явлением в политической практике средневековой Руси. В поход отправлялся не просто старший из русских князей, а глава всей Русской земли. Это в очередной раз подчеркивает особенность и значимость предстоящего похода.

Походный дневник
Об этом походе нам известно не так много. Основными источниками выступают три летописи, в которых информация о военной кампании 1471 года фрагментарна и местами не совпадает. Основу составляет московская великокняжеская летопись, которая содержит в себе походный дневник князя.
Предполагается, что Иван III вел его во время похода, записывая туда различные детали, даты и впечатления.
Но при включении дневника в состав летописи его содержание было подвержено значительным корректировкам и сокращениям, что затрудняет его прочтение сегодня. Помимо этого, мы располагаем некоторыми свидетельствами, изложенными в Новгородской и Псковской летописях, которые содержат упоминания о походе 1471 года, но в некоторых местах значительно расходятся с официальной московской версией.

Ивану III необходимо было подготовить войско для наступления. Во главе 10-тысячного отряда встали князья Даниил Холмский, Федор Давыдович Пестрый-Стародубский, а также князь Оболенский-Стрига.
Все были опытными воеводами, участвовали в военных кампаниях ранее и представляли серьезную угрозу для новгородского ополчения.
Но более значительную часть московского войска составляли примкнувшие к ним союзники: тверские, псковские и дмитровские войска. Тверское княжество на протяжении долгого времени было соперником Москвы, но факт союза в походе против Новгорода свидетельствует о признании Тверью руководящей роли Москвы. Со стороны Твери были князья Юрий и Иван Никитич Жито, которые предоставили Москве внушительное войско.

Еще одним важнейшим союзником Москвы был Псков. Его политическое положение на протяжении долгого времени было особенным. Признавая над собой власть великого князя московского, Псков сохранял значительную долю самостоятельности в своих внешнеполитических акциях, сам распоряжался своим ополчением и неохотно втягивался в войну с Новгородом. Более того, долгое время существовал союз между Псковом и Новгородом, но после событий 1460 года, когда Псков встал на сторону Москвы во время сражений на ливонском рубеже, ситуация изменилась. Таким образом, кампания 1471 года отличается масштабом втянутых в нее союзнических войск, которые раньше были врагами Москвы.

Новгородское ополчение
Новгород также активно готовился к бою. Боярство собирало всех боеспособных горожан и заставляло их идти на войну. Численность новгородского войска во много раз превышала московское и доходила до 40 тыс., но его боеспособность была намного ниже из-за непопулярности войны среди новгородского населения.
Стратегия Новгорода заключалась в разобщении московского войска и его уничтожении по частям.

Главную ударную силу Новгорода составляла конница, которую бояре направили на Псковскую дорогу, чтобы не дать возможности соединиться отряду князя Холмского с псковским соединением. Также новгородская пехота должна была высадиться на южном берегу у села Коростына и разбить отряд князя Холмского. Третьим направлением новгородского плана было Заволочье, где действовал отряд князя Василия Шуйского, который, впрочем, был отрезан от главных военных сил. Очевидно, что, несмотря на наличие плана наступления, новгородские войска были очень рассеяны и плохо организованы. По данным летописи, после вторжения великокняжеских войск на Новгородскую землю руководство Новгорода сделало попытку вступить в переговоры и отправило к великому князю посла с просьбой об «опасе». Однако «в ту же пору» новгородцы «послаша свою рать в судахъ по Илмерю озеру многихъ людей отъ Великого Новагорода».

«...Веля им итти за реку Шолону сниматися съ пъсковичи»
В конце июня 1471 года Иван III приказывает войскам князя Данилы Дмитриевича и Федора Давыдовича двигаться в сторону Русы - важнейшего стратегического пункта на пути к Новгороду.
С заметной быстротой, которая отмечается в летописи, за пять дней московские войска сжигают и уничтожают город.
Затем, вместо того чтобы продолжать двигаться ближе к Новгороду, воеводы принимают решение «от Русы поидоша к Дъману городку», находящемуся в юго-восточном направлении от Новгорода. В свою очередь, Иван III отдает директиву, в которой отмечает, что «веля им итти за реку Шолону сниматися съ пъсковичи. И под Демоном велел стоати князю Михаилу Андреевичи съ сыномъ своим княземъ Васильемъ и со всеми вой своими» .

При всей важности овладения городом Демоном, для будущей стратегии ведения военной кампании он не имел никакого смысла. И это понимал прекрасно Иван III, в отличие от своих воевод. Этот эпизод, в частности директива князя от 9 июля, во многом предопределил дальнейшую судьбу кампании и привел к битве на реке Шелони. Иван III четко определил главное и второстепенное при организации передвижения своих войск и захвата городов. Увод войск с новгородского направления ослаблял бы угрозу, нависшую над городом, и развязывал новгородцам руки для дальнейших активных действий. Овладение Демоном рассматривалось как второстепенная задача, для решения которой выделялись небольшие силы тверского удельного князя. Главным было соединиться с псковскими войсками и дать бой новгородцам, место для которого было выбрано на левом берегу реки Шелони, между ее устьем и городом Сольцы.

«О бою на Шолони»
Как ни странно, но о самой битве нам известно крайне мало. У нас есть отрывочные сведения из псковской летописи, которая, впрочем, пишет об участии псковичей в этой битве, хотя из официальной московской летописи известно, что псковские войска так и не дошли до места сражения. Единственным полноценным источником, из которого можно узнать некоторые детали сражения, является московская великокняжеская летопись.
Новгородское войско под командованием Дмитрия Борецкого, Василия Казимира, Кузьмы Григорьева и Якова Федорова расположилось на ночлег у устья реки Дрянь - притока реки Шелонь. Утром 14 июля началась перестрелка через реку. Внезапность нападения подготовленного и закаленного войска князя Холмского застала врасплох новгородцев. Московские войска продолжали переправляться, атаковать впавших в бегство новгородцев, несмотря на их численное преимущество. В целом это все, что нам известно о битве: неожиданная быстрая переправка москвичей через реку, мужество войск, обильный обстрел новгородцев стрелами, что выбило из боя их конницу, и их дальнейшее поражение.
В этой битве новгородцы потеряли около 12 тыс. убитыми и 2 тыс. пленными.

Впрочем, нам известно сегодня больше о тех разногласиях, которые присутствовали в текстах летописей, чем о самой битве. Одним из ярких расхождений является упоминание в новгородской летописи татарского отряда, который якобы помог московскому войску победить новгородцев. По данным официальной великокняжеской летописи, татар в войсках князя Холмского и Федора Давидовича не было - они шли во втором эшелоне с князем Иваном Стригой Оболенским. В бою на Шелони татары участвовать не могли. Другие расхождения касаются в основном деталей последствия боя, например отступления москвичей за реку после победы, что видится невообразимым. Но все три текста летописей сходятся в полном разгроме новгородских войск Москвой, что свидетельствует о важнейшей стратегической победе Московского княжества в противостоянии с Новгородом. Он не был окончательно присоединен, но после этой кампании вслед за подписанием Коростынского мирного договора 11 августа 1471 года, положившего конец этой войне, статус Новгорода сильно изменился. Город стал неотъемлемой частью Русской земли. В этом была большая заслуга Ивана III и его военного таланта.

«Жертвам Российских лихолетий - вечная память. Создателям Единой России - вечная благодарность потомков»
Место Шелонской битвы в общей исторической памяти до сих пор не совсем четко определено. 7 июля 2001 года по благословению архиепископа Новгородского и Старорусского Льва в церкви Апостола евангелиста Иоанна Богослова в селе Велебицы Солецкого района Новгородской области после литургии состоялся крестный ход, после которого был водружен и освещен шестиметровый дубовый крест, на котором была помещена памятная доска со словами:
«Жертвам Российских лихолетий - вечная память. Создателям Единой России - вечная благодарность потомков».
Спустя восемь лет, 8 декабря 2009 года, на берегу Шелони в деревне Скирино, на предполагаемом месте битвы между отрядами новгородцев и москвичей, поставили памятный знак. Редко кто вспоминает о событиях, произошедших 14 июля 1471 года, но, как показала история, их последствия сильно повлияли не только на историю Новгорода, но и на Московское княжество, и на всю Средневековую Русь. Историк Николай Костомаров, бывавший в этих местах, вспоминал: «Проехавши несколько верст, на песчаном берегу, поросшем кустарниками, мы нашли большой, довольно высокий холм, и когда стали зонтиками копать на нем землю, то увидали, что весь этот холм состоит из человеческих костей. Тут текла почти высохшая речка Дрань, впадающая в Шелонь. Я сообразил, что этот могильный холм есть место погребения новгородцев, разбитых на берегу Шелони несколько выше этого места и бежавших до реки Драни, где в другой раз бегущим нанесено было окончательное поражение. Взявши на память два черепа, мы поехали далее и прибыли к часовне, под которою была могила павших в бою воинов; ежегодно совершается над ними панихида».

Источник

В 1462 г. умер Василий Темный. С вступлением на престол Ивана III над Новгородом нависла страшная опасность. Недаром Иван III впервые в русской истории получил прозвище Грозный, и лишь позже его заполучил «свирепый внук» Иван IV.

Единственным спасением Господина Великого Новгорода могло быть Великое княжество Литовское. С XII века новгородцы отстаивали свою независимость, балансируя между владимиро-суздальскими князьями. Теперь вся Владимиро-Суздальская Русь принадлежала свирепому Ивану.

Давайте посмотрим на противостояние Москвы и Новгорода не глазами историков XIX–XX веков, а глазами новгородцев XV века. Они не могли предвидеть Брестскую унию, полонизацию Литовской Руси, дикого произвола польских магнатов в XVII–XVIII веках и т. д. В их время большинство литовских князей и панов исповедывали православие, еще была веротерпимость. Многие города Литвы получили Магдебургское право, пускай и не всегда в полном объеме. Наконец, новгородцы привыкли видеть на Городище служилых литовских князей. Риторический вопрос, так почему мы должны вслед за историками называть часть новгородского населения, тяготевшую к Литве, изменниками?

Сторонников Литвы в Новгороде возглавляли бояре Борецкие. Началом решительной схватки с Москвой можно считать осень 1470 г. 5 ноября умер новгородский владыка Иона. Через два дня после его смерти в Новгород приехал из Литвы Михаил Александрович, брат киевского князя Семена. Михаил прибыл с киевской дружиной и получил статус служилого князя. Любопытно, что в Новгороде одновременно с ним находился и наместник великого князя московского Ивана III. Собственно, в этом ничего необычного для Республики не было, мы помним, как часто на кормлении содержалось сразу по два князя. Но тут ситуация была совсем другой. Если Михаила с некоторой натяжной можно считать кондотьером, то Иван III считал своего наместника ровней наместникам в Ростове, Можайске и других захваченных Москвой городах.

Партию Борецких, которую возглавляла Марфа, вдова посадника Исака Борецкого, постигла серьезная неудача при выборе нового владыки. Марфа желала видеть архиепископом Пимена, заведовавшего при Ионе Софийской (церковной) казной. Но по новгородскому обычаю владыка выбирался по жребию из трех претендентов. Ими стали Пимен, Варсоний (духовник покойного Ионы) и протодиакон Феофил.

15 ноября 1470 г. на Софийском (владыческом) дворе собралось вече. Жребий пал на Феофила. Противники Борецких воспользовались случаем и потребовали провести ревизию владыческой казны. Вече согласилось - русские люди всегда ненавидели взяточников и казнокрадов. Не берусь судить, воровал ли Пимен церковные деньги, но была обнаружена большая недостача. Пимена схватили, долго били, разорили его двор и постановили взыскать с него тысячу рублей.

Дело, конечно, было не в тысяче рублей. У Борецких и других бояр - противников Москвы - средства имелись большие, проблема была в резком падении престижа литовской партии.

Выбранный владыкой протодьякон Феофил был серой бесхарактерной личностью. Его мало беспокоила судьба Господина Великого Новгорода, а интересовало лишь собственное благополучие. Он равно не хотел ни полного подчинения Новгорода Ивану III, ни победы литовской стороны. Феофил опасался, что в последнем случае его влияние резко упадет, в чем он действительно был прав. А свирепый Иван, между тем, был тише воды, ниже травы и посылал в Новгород доброжелательные грамоты, которые служили сильным оружием для промосковской партии.

Стороны сошлись на вече. Победила литовская партия, и вече приняло «договорную грамоту» с великим князем литовским Казимиром. Согласно договору король обязался держать в Новгороде своего наместника из числа православных панов. Наместник, дворецкий и тиуны, проживая на Городище, не должны были иметь при себе более пятидесяти человек. Если пойдет великий князь московский или сын его, или брат на Новгород войной, король вместе с Радой литовской должен был идти на подмогу новгородцам. Если же король, не помирив Новгорода с московским князем, поедет в Польскую или Немецкую землю и без него пойдет Москва на Новгород, то Рада литовская должна идти оборонять Новгород. Король обязался не притеснять православную веру, и где захотят новгородцы, там и поставят себе владыку, а король не будет строить католических церквей ни в Новгороде, ни в пригородах, ни по всей земле Новгородской.

В случае реализации этого договора в жизни новгородцев ничего бы не изменилось на много десятилетий. Другой вопрос, обошла бы вольный Новгород мутная волна католической экспансии и полонизации в конце XVI - начале XVII веков?

Планы литовской партии перечеркнуло незначительное событие, вроде бы не имевшее отношения к Новгороду. В Киеве умер князь Семен Александрович. Узнав о смерти брата, князь Михаил 15 марта 1471 г. бросает Новгород и вместе с дружиной отправляется в Литву. Конечно, ехал он не затем, чтобы возложить цветы на могилу. До Михаила дошли сведения, что Казимир решил отнять Киев у династии Олельковичей и посадить там своего наместника. Уходя из Новгорода, дружина Михаила кое-чего пограбила в новгородских волостях. Дело, вроде бы, житейское - в те времена без этого никто не обходился. Но промосковские элементы подняли по сему поводу в Новгороде страшный шум.

И вот в мае 1471 г. великий князь Иван III созывает на думу братьев своих, митрополита, архиереев, бояр и воевод и объявляет, что необходимо выступить в поход на Новгородцев за их «отступление». Встал вопрос, наступать ли немедленно или подождать до зимы. Новгородская земля изобилует озерами, реками, непроходимыми болотами, и поэтому прежние великие князья летом старались в походы на Новгород не ходить, а кто ходил, тот терял много людей. Решили все-таки выступать немедленно, и Иван III занялся распоряжениями перед своим отъездом. Москву он оставил на своего сына Ивана Молодого, при нем приказал быть своему брату Андрею Васильевичу Старшему вместе с татарским служилым царевичем Муртозой. С собой в поход великий князь взял братьев Юрия, Андрея Меньшого и Бориса, князя Михаила Андреевича Верейского с сыном и другого татарского служилого царевича Даньяра.

Немедленно из Москвы в Тверь и Вятку полетели гонцы с приказом идти на Новгород. И Тверское княжество, и Вятский край обладали значительными вооруженными силами, и, поддержи они Великий Новгород, Ивану мало бы не показалось. Но, увы, скупость и трусость тверского князя Михаила Борисовича и жадность вятчан (хлыновцев) решили дело. Они всеми силами поддержали Москву. Прошло совсем немного времени, и великий князь московский по заслугам отблагодарил союзников. В сентябре 1485 г. Иван III осадил Тверь. 15 сентября город капитулировал, а Иван III подарил Тверское княжество своему старшему сыну Ивану Молодому.

Через 4 года Иван III разделается с Вяткой. Московское войско вместе с отрядом казанского хана Махмет-Алина 16 августа 1489 г. осадит Хлынов (Вятку). Город будет вынужден сдаться. С Хлыновым Иван III поступит так же, как и с Великим Новгородом - за массовыми казнями последует тотальные выселение горожан в Боровск, Алексин, Кременец, Дмитров и др. В свою очередь, часть населения этих городов ни за что, ни про что будет отправлено на Вятку, в места для них «не столь отдаленные».

Но все это будет потом, а сейчас хлыновцы послали войско на Новгород. Московская рать шла на республику через Тверское княжество, и Михаил Борисович обязался обеспечить его продовольствием и всем необходимым. По пути к Ивану III присоединилось и тверское войско под началом князя Михаила Федоровича Микулинского.

По настоянию Ивана III против Новгорода выступил и его «молодший брат» Псков. (С Псковом покончит уже сын Ивана Василий III).

Наступление войск Ивана сопровождалось беспрецедентным психологическим давлением на новгородцев со стороны промосковской партии. Соловецкий отшельник Зосима ходил по Новгороду и заявлял, что на пиру у Борецких он видел знатнейших бояр без голов. (Впоследствии Иван III их казнит). Кто-то рассказывал, что на гробах двух новгородских архиепископов, почивающих в мартириевской паперти у святой Софии, увидели кровь; у хутынского Спаса зазвонили сами собой колокола; в женском монастыре Евфимии в церкви на иконе Богородицы из очей покатились слезы, как струя; заметили слезы и на иконе св. Николая Чудотворца в Никитинской улице, а на Федоровой улице полилась вода с ветвей и с вершины топольцев (ветл), и это были как будто слезы.

По Новгороду распускались слухи, что Марфа Борецкая выходит замуж за литовского князя и даже назывались мифические кандидаты. Предположим, что был бы хотя бы разговор, хоть строчка в письме от Марфы, немедленно или потом это Москва поставила бы ей в вину и раззвонила бы во все колокола.

Московские дьяки и летописцы лгали, как могли: «Неверные изначала не знают Бога; а эти новгородцы столько лет были в христианстве и под конец начали отступать к латинству; великий князь пошел на них не как на христиан, но как на иноязычников и на отступников от православия; отступили они не только от своего государя, и от самого господа Бога; как прежде прадед его, великий князь Димитрий, вооружился на безбожного Мамая, так и благоверный великий князь Иоанн пошел на этих отступников» .

Итак, новгородцы, желающие жить по обычаям своих отцов и дедов, защищающие свое имущество и жизни, сравниваются с ханом Мамаем, идущим грабить Русь. Риторический вопрос, кто больше похож на Мамая - Марфа Борецкая или Иван III? Ну, ладно, простим московскому дьяку, ему, как-никак, деньги платили, а за неповиновение могли и голову снести. Но серьезный историк С. М. Соловьев предваряет вышеприведенную цитату из московской летописи своим умозаключением: «И прежде в летописях отражается нерасположение северо-восточного народонаселения к Новгороду; но теперь, при описании похода 1471 года, замечаем сильное ожесточение» .

Как мог Соловьев согласиться с тем, что новгородцы отказались от православия и «от самого господа Бога»? А ведь в той же книге III сочинений Сергея Михайловича говорится, что Киев к 1470 г., более чем 150 лет находившийся в составе Великого княжества Литовского, был в целом православным городом, и католиков в нем было меньше, чем немцев в 1469 г. в Новгороде.

29 июня Иван III с ратью зашел в Торжок. А 14 июля на реке Шелони состоялось сражение москвичей с новгородцами. Официальный летописец утверждает, что де москвичей было 4 тысячи, а новгородцев 40 тысяч (может, речь шла только о москвичах, и не были учтены татары, тверичи и т. д.). Между тем, именно удар татарских войск в тыл новгородцам решил исход битвы. Замечу, что важную роль тут сыграл и низкий моральный дух новгородского войска. Так, «владычный полк» вообще не принял участия в битве, и воины его спокойно смотрели, как татары убивают их земляков.

Иван III приказал казнить наиболее знатных новгородцев, взятых в плен на Шелони - сына Марфы Борецкой Дмитрия, Василия Селезнева-Губу, Киприана Арьбузьева и архиепископского чашника Иеремия Сухощека.

В конце июля московские войска подошли к Новгороду. В самом городе вовсю действовала «пятая колонна». Некий Упадыш с товарищами ночью заколотил железом пятьдесят пушек, стоявших на стенах, прежде чем их схватили сторожа. Изменников растерзал народ, но пушки в строй ввести уже было невозможно.

Новгород капитулировал. По приказу великого князя московского были составлены две договорные грамоты. По ним Новгород отрекался от союза с великим князем литовским Казимиром, обязывался не принимать врагов и всех лиходеев великого князя (а именно сына Шемяки Ивана Можайского и Василия Ярославича Боровского). Теперь только московский митрополит мог поставить владыку в Новгороде. Новгородцы обязывались не мстить всем участникам «пятой колонны». Новгород терял часть северо-восточных владений. И, само собой разумеется, горожанам пришлось платить «за проступки» 15,5 тысяч рублей.

В отличие от прежних договоров Новгорода с Великими княжествами Владимирским и Московским в договоре фигурировал не один, а сразу два князя московских - Иван Васильевич и Иван Иванович. Дело в том, что Иван III был подозрителен, и на всякий случай короновал своего сына.

23 ноября 1475 г. Иван III прибыл в Новгород. Кроме обычных поборов, князь приказал схватить несколько десятков неугодных ему знатных новгородцев и в оковах отправить в Москву, а с их семейств еще содрать полторы тысячи рублей.

Сколько приобрел великий князь в Новгороде на сей раз, неизвестно, поскольку брал он частями. К примеру, владыка Феофил поднес Ивану «три постава сукон, 100 корабельников (червонцев), зуб рыбий, да и на проводях две бочки вина». А посадник Фома Андреевич Курятник вместе с тысяцким поднесли Ивану тысячу рублей от всего Великого Новгорода.

26 января 1471 г. великий князь покинул Новгород и уже 8 февраля был в Москве (по санному пути добираться быстрее). А в марте в Москву приехал владыка Феофил с боярами просить об освобождении заточенных новгородцев. Иван хорошо принял владыку, угостил, но не отпустил ни одного пленника.

В Москву прибыли и несколько новгородских бояр искать суда у великого князя, поскольку в Новгороде они не рассчитывали на успех в своих гражданских исках. В их числе был бывший посадник Василий Никифорович Пенков. И тут Иван III сделал хитрый ход - потребовал у новгородских бояр присягнуть ему как государю. Так, 27 февраля 1477 г. к Ивану III с челобитной приехали подвойский Назар и дьяк веча Захар. В Москве их приняли за послов от владыки и от всего Великого Новгорода. Назар и Захар называли великого князя и его сына государями, а не господами. (С утверждением самодержавия получили огромное значение титулы, которые впоследствии сыграли значительную роль в государственной истории России, и не один раз служили предлогом к войнам.) Великий князь тотчас придрался к фразе новгородцев, и на вопрос о титуле стал поводом к расправе над Новгородом. Он отправил в Новгород своих послов бояр Федора Давидовича и Ивана Тучкова и дьяка Василия Далматова специально по этому вопросу.

Созвав вече, великокняжеские послы сказали: «Великий князь велел спросить Новгород: какого государства он хочет?» «Мы не хотим никакого государства!» - кричали взволновавшиеся новгородцы. «Но Великий Новгород, - продолжали послы, - посылал к великому князю от владыки и от всех людей Великого Новгорода послов свих, Назара и Захара, бить челом о государстве, и послы назвали великого князя государем». «Вече никого не посылало! - кричали новгородцы. - Вече никогда не называло великого князя государем! От века не было того, как и земля наша стала, чтобы какого-нибудь князя мы называли государем. А что великому князю сказывали, будто мы посылали, так это ложь!»

Новгородцы попросили великокняжеских послов объяснить им, какая перемена будет, когда Новгород назовет великого князя государем вместо господина. Те сказали: «Коли вы его назвали государем, значит вы за него задались, и следует быть суду его в Великом Новгороде, и по всем улицам сидеть его тиунам, и Ярославово дворище великому князю отдать, и в суды его не вступаться!»

Новгородцы, наконец, догадались, что их хотят лишить последних прав и закричали: «Как смели ходить в Москву судить и присягать великому князю, как государю!.. Этого от века не делалось, и в докончаньи сказано, чтоб новгородца не судить на низу, а судить в Новгороде! Давайте сюда тех, кто ездил судиться!»

31 мая притащили на вече Василия Никифорова Пенкова и Захара Овинова. «Переветник! - кричали новгородцы на Василия. - Ты был у великого князя и целовал ему на нас крест!» Василий ответил: «Я был у великого князя и целовал ему крест в том, что служить мне, великому государю, правдою и добра хотеть, а не на государя моего Великий Новгород и не на вас, свою господу и братию!» Тогда «прижали» Захара, и он показал на Василия, что тот целовал крест и от имени Новгорода.

Форма присяги, принятая в Москве, до уничтожения веча не была известна в Новгороде. Уж очень текст ее был раболепным, непривычным для вольных людей, какими считали себя новгородцы. Присягнувший по-московски обязывался, в случае нужды, действовать против Новгорода и доносить великому князю о всяком сопротивлении ему или недоброжелательстве.

Тут же на вече народ до смерти забил Василия и Захара. Новгородские власти продержали великокняжеских послов в Новгороде 6 недель и потом дали им такой ответ: «Бьем челом господам своим великим князьям, а государями их не зовем; суд вашим наместникам по старине, на Городище; а у нас суда вашего княжеского не будет, и тиунам вашим у нас не быть; дворища Ярославова не дадим вам. Как мы с вами на Коростыне мир кончили и крест целовали, так на том докончании и хотим с вами жить; а с теми, что поступали без нашего ведома, ты, государь, сам разведайся: как хочешь, так их и казни; но и мы тоже, где которого поймаем, там и казним; а вам, своим господам, бьем челом, чтоб держали нас по старине, по крестному целованию».

Так как лето 1471 г. было как никогда сухое, то Иван III ожидал осени. 23 ноября Иван с войском был уже у Сытина в 30 верстах от Новгорода. Здесь к нему явились владыка Феофил с посадником и житными людьми и стали бить челом: «Господин государь князь великий Иван Васильевич всея России! Ты положил гнев свой на отчину свою, на Великий Новгород, меч твой и огонь ходят по Новгородской земле, кровь христианская льется, смилуйся над отчиною своею, меч уйми, огонь утоли, чтобы кровь христианская не лилась: господин государь, пожалуй! Да положил ты опалу на бояр новгородских и на Москву свел их в свой первый приезд: смилуйся, отпусти их в свою отчину в Новгород Великий».

Великий князь ничего послам не ответил, но отобедать их пригласил. Тогда на следующий день новгородские послы пошли к брату Ивана III Андрею Меньшому, принесли подарки и попросили, чтобы он замолвил слово великому князю за Новгород. Потом послы пошли к Ивану III с просьбой, чтобы велел с боярами поговорить. Великий князь выслал к ним троих бояр «на говорку». Послы предложили им такие условия: чтобы великий князь ездил в Новгород на четвертый год и брал по 1000 рублей; велел бы суд судить своему наместнику и посаднику в городе, а с чем они не справятся, то великий князь бы тогда судил, когда сам приедет на четвертый год, но в Москву бы не вызывал. Чтобы великий князь не велел своим наместникам судить владычных и посадничьих судов, чтобы великокняжеские подданные в своих тяжбах с новгородцами судились бы перед наместником и посадником, а не на Городище. Вместо ответа Иван III велел своим воеводам подойти к Новгороду, занять Городище и пригородные монастыри.

27 ноября московское войско стало у стен города. 4 декабря в московский стан явились владыка Феофил с посадниками и житными людьми и били челом, чтобы государь пожаловал, указал своей отчине, как бог положит ему на сердце свою отчину жаловать. Ответ был прежний: «Захочет наша отчина бить нам челом, и она знает, как бить челом». Послы вернулись в Новгород, а на следующий день прибыли к Ивану с повинной, что действительно Новгород посылал в Москву Назара и Захара называть великого князя государем. «Если так, - велел ответить им Иван, - если ты, владыка, и вся наша отчина, Великий Новгород, сказались перед нами виноватыми и спрашиваете, как нашему государству быть в нашей отчине, Новгороде, то объявляем, что хотим такого же государства и в Новгороде, какое в Москве».

7 декабря при очередном визите послов Иван III пояснил, чего он хочет: «Государство наше таково, вечевому колоколу в Новгороде не быть; посаднику не быть, а государство все нам держать; волостями, селами нам владеть, как владеем в Низовой земле, чтоб было на чем нам быть в нашей отчине, а которые земли наши за вами, и вы их нам отдайте; вывода не бойтесь, в боярские вотчине не вступаемся, а суду быть по старине, как в земле суд стоит». Новгородцы вынуждены были согласиться.

Затем к новгородцам обратились московские бояре: «Великий князь велел вам сказать: Великий Новгород должен дать нам волости и села, без того нам нельзя держать государства своего в Великом Новгороде». Новгород предложил боярам две волости: Луки Великие и Ржеву Пустую, но великий князь не согласился. Тогда предложили десять волостей, и тут Иван III отказался. Новгородцы предложили самому князю назначить, сколь ему надо волостей. Иван не растерялся и назначил половину волостей владычных и монастырских и все новоторжские, чьи бы они ни были.

Затем начались переговоры о дани. Сначала великий князь хотел брать по полугривне с обжи. Новгородскую обжу составлял один человек, пашущий на одной лошади. Три обжи составляли соху, пашущий на трех лошадях и сам-третей составляли также соху.

20 января 1478 г. Иван III назначил своими наместниками в городе Ивана и Ярослава Васильевичей Оболенских. Перед отъездом великий князь велел схватить купеческого старосту Марка Панфильева, боярыню Марфу Борецкую с внуком Василием Федоровым, еще пятерых знатных новгородцев, и отвезти их в Москву, а имения их Иван прибрал себе. Также были изъяты все договоры, когда-либо заключенные новгородцами с литовскими князьями.

17 февраля Иван выехал из Новгорода и 5 марта прибыл в Москву. За ним привезли в Москву вечевой колокол и подняли на колокольню на кремлевской площади.

После этого новгородцам показалось, что великий князь оставил их в покое. Но, увы, 26 октября 1479 г. Иван III вновь двинулся на Новгород якобы «с миром», благо, никаких поводов к войне новгородцы не давали. Однако, подойдя к Новгороду, Иван велел открыть артиллерийский огонь (командовал «пушечным нарядом» Аристотель Фиорованти). С момента приезда в Москву в 1475 г. Аристотель выполнял обязанности генерал-фельдцейхмейстера, говоря языком XVIII - начала XX века. Аристотель проектировал пушки, лил и ковал их, учил стрелять из пушек и управлять огнем орудий в бою.

После нескольких дней бомбардировки городские ворота открылись и оттуда вышли владыка и духовенство, несшие кресты и иконы, а следом - посадник, тысяцкий, старосты пяти концов, бояре и множество народа. Все пали ниц перед великим князем и взмолились о пощаде и прощении. Иван III сказал им: «Я, ваш государь, даю всем невинным в этом зле мир; ничего не бойтесь». Тем не менее, заняв город, Иван велел схватить свыше пятидесяти новгородцев и подверг их страшным пыткам. «Тут только великий князь узнал об участии владыки в заговоре и о сношениях братьев своих с новгородцами» .

Наш великий историк писал это вполне серьезно. Как Иван III, так и его «свирепый внук» Иван IV очень мало думали о логике своих обвинений. В 1569 г. Иван Грозный обвинит жителей Новгорода в том, что они де «Новгород и Псков отдати литовскому королю, а царя и великого князя Ивана Васильевича всея Русии хотели злым умышлением извести, а на государство посадити князя Володимира Ондреевича».

Ларчик открывался просто - Ивану III и его внуку нужны были деньги и очень много денег, а заодно и подготовить материал для расправы над родными братьями. В частности, Иван III мечтал залезть во владычную (архиепископскую) казну. Разумеется, трусливый Феофил ни в чем не был замешан.

Выявленные под пытками обвинения дали повод арестовать Феофила. Он был отослан в заточение в московский Чудов монастырь, все богатства архиепископа взяты в Москву. Вместо Феофила по воле Ивана III митрополит Геронтий поставил московского протопопа Симеона, переименованного при посвящении в Сергия. Сергий надменно вел себя с новгородцами и третировал местное духовенство. Вскоре Сергия начали мучить видения. К нему сначала во сне, а потом уже и наяву стали приходить давно усопшие новгородские владыки (архиепископы). «Зачем, безумец, - говорили они - зачем дерзнул ты приняти поставление святительства нашего, на место поруганного, неправедно сверженного и еще живого владыки? Не по правилам ты осмелился сесть на мученический престол! Оставь его!». Сергий вначале крепился, но затем в его поведении появились странности. То он «выйдет из кельи без мантии, то сядет под храмом Св. Софии или у Евфимиевской паперти и глядит бессмысленно». Кончилось дело тем, что Сергий вообще потерял дар речи. Московские власти официально заявили, что новгородцы отняли у него ум волшебством.

26 июня 1484 г. Сергия увезли в Троицкий монастырь под Москву. Иван III занялся подбором кандидатов на место Сергия. Лучшим оказался чудовский архимандрит Геннадий Гонзов, поскольку архимандрит «а дал от того (за назначение) дви тысячи рублей князю великому» . Геннадий поехал в Новгород. А немощный Сергий, вернувшись в Троицкий монастырь, пришел в себя и прожил еще 20 лет. Судя по всему, даже столь промосковски настроенный священнослужитель ужаснулся безобразиям, творимым московскими наместниками Яковом Захарьевичем и Юрием Захарьевичем Кошкиными в Новгороде.

В 1487 г. по доносу Якова Захарьевича Иван III выслал из Новгорода пятьдесят семей лучших купцов и перевел их во Владимир. В следующем году Яков и Юрий открывают «ужасный» заговор новгородцев, которые хотели убить братьев. В Новгороде начинаются массовые казни - кого вешают, кому рубят головы. По доносу Захарьевичей Иван III повелел выселить из Новгорода семь тысяч житных людей (домовладельцев) и поселить их в Костроме, Нижнем Новгороде, Владимире и других городах. В следующем 1489 г. Иван III повелел выселить из Новгорода всех остальных (коренных) житных людей. Их также расселили в средней России, причем многие были убиты по дороге. На место высланных новгородцев прибывали обозы с переселенцами со всей России.

По этому поводу Н. И. Костомаров писал: «Так добил московский государь Новгород, и почти стер с земли отдельную северную народность. Большая часть народа по волостям была выгублена во время двух опустошительных походов. Весь город был выселен. Место изгнанных старожилов заняли новые поселенцы из Московской и Низовой Земли. Владельцы земель, которые не погибли во время опустошения, были также почти все выселены; другие убежали в Литву».

Надо ли говорить, что в 80-х годах XV века Новгород покинуло подавляющее большинство иностранных купцов, занимавших ранее целый квартал в городе - «немецкий двор». Бесспорно, в вольном Новгороде было много буйства, но иностранцы были надежно защищены от него. На тот же «немецкий двор» новгородцы могли заходить только днем. Строгий порядок в торговых сделках сменился бесчинствами Захарьевичей. Да и не с кем стало торговать - все партнеры иностранных купцов были казнены или высланы из Новгорода.

Так рухнули торговые связи Новгорода Великого, доставлявшие огромные средства республике. Иван III «зарезал курицу, несшую золотые яйца».

В целом для истории России уничтожение торговых связей Новгорода, а через 30 лет и Пскова привело фактически к изоляции России на 200 лет от Западной Европы. На западе Россию от Европы отгораживали враждебные Литва и Польша, на юге - Оттоманская империя. Северо-западное окно в Европу заколотил сам Иван III, а в начале XVII века шведы лишь заделали щели.

Примечания:

Примечания

1 Официальное разделение церквей на православную и католическую произошло в 1054 г., однако фактический раскол был уже в IX в. Для удобства читателя здесь и далее я буду именовать западным духовенством клир, подчиняющийся римскому папе, и, соответственно, восточным духовенством - пастырей, подчиняющихся константинопольскому патриарху.

12 Тут стоит отметить любопытную деталь: здесь и далее русские и поляки ругаются и мирятся, понимая друг друга без переводчиков, что служит достоверным доказательством крайней близости древних русского и польского языков.

13 Река к югу от Киева.

127 Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Кн. III. С. 17.

128 Там же.

129 Владычный полк - дружина, содержавшаяся на церковные средства и подчиненная непосредственно владыке Феофилу.

130 В XVIII–XIX веках такой вывод из строя гладкоствольных дульнозарядных орудий назывался «загнать ерша». Как видим, Упадыш и компания действовали грамотно и профессионально.

131 Остаток жизни Марфа Борецкая провела в московских тюрьмах и монастырях. Похоронили ее в Млевско-троицком монастыре на р. Тверда. В настоящее время место захоронения ее утеряно.

132 Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Кн. III. С. 33.

133 Иван III не зря собирал компромат на братьев. Андрея Васильевича Большого 19 сентября 1491 г. он обвинит в измене, посадит в темницу и к ноябрю 1493 г. уморит голодом. Вместе с князем Андреем в тюрьму будут заключены и его дети пятнадцатилетний Иван и семилетний Дмитрий. Иван провел в темнице в оковах свыше 30 лет и умер 19 мая 1522 г. в Вологде. Дмитрий просидел в тюрьме в Переяславле 49 (!) лет. 20 декабря 1540 г. боярская дума от имени десятилетнего Ивана IV освободила страдальца, однако через несколько месяцев он скончался.

134 В те времена за рубль можно было купить 200 пудов пшеницы.

Эпистолярное наследие энциклопедиста ХХ века Александра Александровича Любищева (Фонд № 1033 в Санкт-Петербургском отделении Архива РАН) поражает не только величиной объема (около 15 тысяч страниц писем к почти 700 корреспондентам), но и значительностью содержания, глубиной мысли, значением обсуждаемых проблем.

Многие работы А. А. Любищева и родились в ходе переписки как ее часть или естественное продолжение. Так, статья "Идеология де Сент-Экзюпери", опубликованная в "Звезде" (1993, № 10), была письмом к Г. А. Велле, а статья "Понятие великого государя", напечатанная в "Звезде" (1995, № 8), появилась в результате переписки А. А. Любищева с Д. А. Никольским, фрагменты из письма к которому от 20.12.60, названного автором "Если бы?" и занимающего 80 страниц, предлагаются сегодня вниманию читателя.

7 марта 1959 года Д. А. Никольский направил А. А. Любищеву письмо со следующими строками: "Позвольте представиться: Дмитрий Александрович Никольский. Профессия - врач. Возраст - 71 год. Родом из славного и недалекого от Вас города Арзамаса. Образование: гимназия в Варшаве, медицинский факультет там же и в Пражском чешском университете. Это должно объяснить Вам побочное пристрастие пишущего к славянской лингвистике (главное его пристрастие к русской истории - политической, военной, быта, языка)". Завязавшаяся энергичная переписка длилась всего два года, так как 12 марта 1961 г. Д. А. Никольский скончался. Они обменивались мнениями о писателях: А. К. Толстом, Л. Н. Толстом, Н. С. Лескове, И. А. Бунине. Но наиболее бурно обсуждались темы исторические.

Д. А. Никольский увлекался "фантазиями", обсуждая, каков был бы ход истории при альтернативных вариантaх событий. Например, если бы Столетняя война закончилась торжеством Англии, если бы отмена крепостного права в России произошла на 50 лет раньше, если бы восстание 14 декабря 1825 года удалось и т.п. В ответ А. А. Любищев писал: "Мне нравится у Вас именно то, что Вы ставите вопрос "если бы?", т.е. не стоите на почве того нелепого исторического детерминизма, который в конечном счете оправдывает всякие гадости в истории", и послал Д. А. Никольскому ряд своих работ, включая "Апологию Марфы Борецкой" (опубликованa в книге "Мысли о многом", Ульяновск, 1997, с. 196-217), где попытался сконструировать речь в защиту последней посадницы Великого Новгорода. Д. А. Никольский, отдавая должное слогу и эрудиции Любищева, тем не менее откликнулся критическими замечаниями. Развернутым ответом на эту критику и явилось письмо "Если бы?".

Предлагаемые фрагменты интересны не только в плане виртуальной истории. Проблемы прогресса, коррупции, альтернативной воинской службы вряд ли кто сочтет потерявшими актуальность.

Что касается сослагательного наклонения, то, как ни открещиваются от него историки, оно упорно не хочет уходить из общественного сознания, озабоченного судьбой человечества. Современная теория самоорганизации (синергетика) все отчетливее приходит к выводу о нелинейности, неоднозначности, неустойчивости путей эволюции. В кризисных ситуациях малые воздействия могут приводить к весьма значительным последствиям. Не случайно социологи просматривают по нескольку сценариев возможного развития событий.

Тема бывшего противостояния Москвы и Новгорода сама по себе тоже не устарела. Так, Вестник РАН совсем недавно (1998, том 68, № 11, с. 970-974) опубликовал статью А. В. Исаченко "Если бы в конце XV века Новгород одержал победу над Москвой". Не считая ход истории абсолютной необходимостью, поскольку во всех исторических процессах были и есть переломные пункты - распутья, автор утверждает, чтo "московский вариант русской истории не оказался наиболее прогрессивным, наиболее удачным и даже не был необходимым". В заключение он пишет: "Если допустить, что руководящей силой на Руси еще в ХV веке мог стать Новгород вместо Москвы, то и пресловутое "окно" оказалось бы излишним: ведь дверь в Европу через Новгород была бы открыта настежь".

Настоящее видится из прошлого как будущее. Чтобы уроки истории не пропадали даром, не только полезно, но и необходимо изучать и оценивать весь спектр возможностей.

Работа выполнена при поддержке РГНФ, грант № 97-03-04042а.

Р. Г. Баранцев

Разгром Новгорода - несчастье не только для Новгорода, но и для всего русского народа и даже отчасти для всего человечества. <<...>>

О программе и идеологии. Вы пишете в письме от 21 июня 1959 г.: "Мог ли Новгород победить Москву? Без иностранной помощи - вряд ли". Кроме устройства (которое Вы охарактеризовали как плуто-охлократия, <<...>> Вы считаете, что у Москвы "была программа и идеология, чего не было у Новгорода. Москва унаследовала идею общерусского единства и никогда не забывала о наследстве Рюрика - Олега - Владимира. У Новгорода такой программы не было. Его экспансия направлялась на северо-восток и преследовала не национальные, а чисто меркантильные цели (рухлядь). В самом Новгороде была многочисленная партия, недовольная своим правительством и умело руководимая московской агентурой" (по современной терминологии - пятая колонна изменников).

Нельзя не согласиться с тем, что московская идеология была проще и доступнее, чем новгородская, и ее эффективность в значительной степени связана с ее простотой и доступностью. Вряд ли новгородцы могли забыть наследство Рюрика: ведь Рюрик сел княжить в Новгороде, а по новейшим исследованиям одного моего приятеля, произведенным в Австралии (!), Рюрик - внук последнего новгородского князя Гостомысла (сын его дочери Ульмилы). Верно, что некоторые простые идеологии чрезвычайно эффективны и долго поддерживаются по принципу: наши отцы спасались этим учением, значит и нам его ревизовать не след. В. Ян (автор романа "Батый") неоднократно слышал в Азии про такую, передаваемую из поколения в поколение, идеологию Бату-хана (Батыя): "Кто смывает с себя грязь, тот смывает свое счастье". Оттого монголы счастливы в боях, что никогда не обливаются водой и не моются. Рассуждение вполне логичное: русские оттого были завоеваны монголами, что парились в банях и окунались в прорубях.

Сходная логика сохранилась в XIX и XX веках. Чему обязаны своим успехом англосаксы, в частности англичане? Своей энергии. А чем вызвана энергия? Потреблением большого количества мяса. А почему англичане могут потреблять много мяса? Потому что у них великолепные породы мясного скота. А чем объясняется прекрасное качество мясных пород? Потреблением клевера. А кто обеспечивает опыление клевера для получения семян? Шмели. А кто главный враг шмелей? Мыши, разоряющие их земляные гнезда. А кто уничтожает мышей? Кошки. А кто особенно любит держать кошек? Старые девы. Следовательно, могущество Англии в конечном счете зависит от количества старых дев. Как это ни странно, но средняя часть этой диковинной цепи (от клевера до кошек) всерьез принималась даже Дарвином. Но в эпоху детства Махатмы Ганди популярной школьной песенкой Индии была: "Посмотри на могущественного англичанина! Он повелевает маленьким индийцем потому, что, употребляя в пищу мясо, имеет рост в пять локтей" (Намбудирипад Е. М. Ш. Махатма Ганди, 1960, стр. 14). Но после недолгих колебаний Ганди остался верным вегетарианству до конца жизни, и это не помешало ему возглавить успешное движение за освобождение Индии.

Но если "азиат" Ганди сумел преодолеть наивное толкование успехов англичан, то в Европе [дело] оказалось хуже. Из идеологических клоак истории были извлечены "идеологии": "Жиды погубят Россию" (Достоевский); "Бей жидов, спасай Россию" (лозунг нашей черной сотни); "Бей жидов, спасай Германию" (Гитлер, пришедший к власти в Германии вполне "демократическим" путем). И нельзя сказать, чтобы идеология Гитлера была неэффективна: был момент, когда Германия стояла на такой высоте, на какой не стояла за всю свою историю. Но ведь нацизм чрезвычайно родственен московской идеологии. Она развивалась долго, но уже во времена Иванов, как известно, защищалась "теория": "Москва - третий Рим", род царей выводился от Августа. В законченном виде, как известно, московская идеология выражалась тремя словами: православие, самодержавие и народность.

Под православием отнюдь не подразумевали верность христианству, а прежде всего антагонизм католичеству, католиков не только не считали христианами, а приравнивали их чуть ли не к чертопоклонникам<<...>>.

Самодержавие - стопроцентный деспотизм, не признающий не только демократических, но и аристократических ограничений. Этот дух силен до сих пор: всякий противник аристократии (по "теории двух лагерей") уже заносится в демократы (кажется, Платонов первый умудрился назвать Ивана Грозного "демократическим царем").

Народность - против интернационализма (который никогда не исчезал в католическом мире) постепенно перерождалась в подлинное черносотенство, нацизм, сдерживаемый лишь до известной степени церковью.

Несомненно, пропаганда этой идеологии оказалась не безуспешной. Колоссальный рост Московского государства ставят на личный счет московской идеологии - этой страшной маcки Чингисxана, который и сейчас пользуется популярностью у народов Азии (смотрите фильм "Потомок Чинхисxана"). Чингисхановская идеология далеко не чужда и Западной Европе. Насколько мне известно, культурная Венгрия гордится основателем Будапешта Аттилой (есть даже, кажется, памятник ему) и В. Гюго готов примириться с деспотизмом Наполеона во имя славы его кровавых побед. Но слава, купленная кровью, только тогда достойна уважения, когда это кровь мучеников, отдавших свою кровь за великое дело, а не кровь, пролитая солдатами и палачами.

Бороться за свободу угнетенного народа против угнетателей - почтенное дело, но как часто освободившийся народ сам становится угнетателем другого народа и под это угнетение подводит ту или иную новую идеологию, заключающую [в себе] идею всемирного господства: "Москва - третий Рим", "бремя белого человека", "борьба высшей расы с низшей" и т.д.

Наряду с этой идеологией давно уже существовала и другая, если и проводившая экспансию, то мирным путем (конечно, сплошь и рядом эти идеологии переплетались). Эта идея заключается в мирном содружестве народов, экономическом и культурном обмене. Для севера России характерен именно этот сорт идеологии. Вам, видите ли, не нравится, что новгородцы при экспансии преследовали не национальные цели, а меркантильные (рухлядь). Вам солдат нравится больше купца, для Вас деятели первого ранга - Ганнибал и Наполеон. Презрительное отношение к купцам, в особенности в России, широко распространено и в значительной степени понятно. Купцы преследуют только собственную наживу, часто применяют обман (старая поговорка "не обманешь - не продашь"), деятельность их проходит в полной безопасности; не только ограждена законом, но даже позволяет производить беззакония, благодаря их экономической мощи ("с богатым не судись"), наконец, их деятельность часто приводит к несправедливым войнам. Два фактора - эгоистичность и безопасность - и приводят к тому, что на купцов смотрят часто с презрением, в то время как воины окружены почетом, так как воинская профессия имеет два противоположных атрибута: альтруистичность (воин преследует национальные, а не личные интересы) и опасность. При этом забывается, что без агентуры обмена (каковую в обществе свободной конкуренции выполняет купец) никакое общество существовать не может, даже коммунистическое, а мыслимо такое общество (к нему мы должны стремиться), где функция солдата совершенно будет не нужна. Забывается и другое обстоятельство: в государстве с всеобщей воинской повинностью главную массу армии составляют непрофессиональные воины, которые в миpное время выполняют самые разнообразные общественно полезные функции, в частности функцию торговли, солдаты же в миpное время никакой общественно полезной функции не выполняют, а иногда выполняют функцию угнетения. <<...>> В старину, при обилии разбойников и пиратов, профессия купца часто была чрезвычайно опасной, более опасной, чем профессия солдата в мирное время. Можно ли сказать, что в своей деятельности купцы руководились только эгоистическими соображениями? Для массы это, конечно, справедливо, как справедливо для большинства людей, что они в своей деятельности руководятся прежде всего личными интересами, что не исключает того, что в тяжелые моменты у большинства людей появляется общественное сознание. Но нет никакого сомнения, что в развитии культуры купцы в целом сыграли большую роль, чем военные, хотя и последние внесли свой вклад. Кто был первым русским путешественником в Индии? Купец Афанасий Никитин. Два следующих по порядку русских дальних путешественника были тоже купцами. Я дyмаю, мы вправе ими больше гордиться, чем если бы первыми ознакомили с Индией и другими странами русские полководцы, а не купцы. В путешествиях большую роль сыграли наряду с купцами, как известно, и миссионеры.

Любопытно бы сравнить роль разных сословий в развитии наук. Мне припоминаются купец Левенгук, купец Шлиман, вспомните, что и Энгельс занимался коммерческой деятельностью. У нас, как известно, основателями художественных галерей были купцы Третьяков и Щукин (последний умер в Париже, где его очень высоко ценили как художественного эксперта). То, что купцы очень часто злоупотребляли своей властью денег, конечно, верно, но решительно всякая власть развращает, а не только власть денег, и там, где закон стоит на должной высоте, там и власть денег очень ограничивается. В Швеции, Германии, Финляндии применение лозунга "не обманешь - не продашь" в начале XX века (как сейчас - не знаю) привело бы к быстрому разорению купца. И у нас в старой России власть денег вовсе не была так велика, как обычно рисуют. <<...>>

Европейцам приходится стыдиться перед Китаем, который уважал (как сейчас - не знаю) мирные профессии выше военных. Мне рассказывали, что в искусстве Китая бог войны изображается как чудовище, а не прекрасным мужем, как принято в Европе.

Совершенно неверно поэтому считать воинственную деспотическую идеологию азиатской, а миролюбивую европейской, так как кроме Китая (современный Китай, кажется, начал забывать свои старые миролюбивые тенденции) мы имеем в Азии страну, пожалуй, рекордно миролюбивую - Индию, а в Западной Европе Испания и Франция времен Людовика ХIV по наглому деспотизму ничуть не уступят азиатским деспотиям. Деспотизм и воинственность проявлялись в большей или меньшей степени во всех странах, но в некоторых они шли на убыль, а в других возрастали. Это я считаю одним из признаков прогрессивного развития. <<...>>

Мы имеем полное право утверждать, что в природе несомненно существует прогресс. Фанатичные или недальновидные дарвинисты и нынешние неодарвинисты потому напускают туману, что подлинно прогрессивная эволюция (градация Ламарка, ароморфозы Северцова и проч.) является величайшей загадкой и пока что совершенно непреодолимым препятствием для "теории" естественного отбора. Дарвинисты считают, что прогрессивная эволюция принципиально не отличается от эволюции вообще и все объясняется естественным отбором.

Если прогресс в природе существует, то тем более он существует в эволюции человеческого общества, но не человека как организма. Человек как общественное существо существует так недолго, что существенного прогресса в его физической и духовной организации как будто не наблюдается. Но в обществе прогресс в смысле "гуманизации" имеется, хотя он идет не прямолинейно, а зигзагообразно. По-видимому, всем племенам было свойственно людоедство, убийство стариков, рабовладение, беспощадное обращение с пленными, периодические голодовки, охотничий образ жизни, требовавший огромной территории для поддержания жалкого существования малочисленного населения. Верно, что XX век по сравнению со второй половиной XIX представляет регресс по пунктам голодовок и беспощадного ведения войн, но нацизм, проповедующий, что и должно обращаться беспощадно с противником, мы справедливо считаем регрессивным направлением. На месте Соединенных Штатов и Канады до пришествия европейцев жило около 5 миллионов индейцев, которым все же было тесно: они вели жестокие войны друг с другом (мучили и скальпировали пленных и время от времени испытывали жестокие голодовки). Сейчас на их месте (индейцев сохранилось около полумиллиона, т.е. число их сократилось в десять раз) живет почти 200 миллионов, голодовок не бывает, жизненный уровень неизмеримо выше и уже прошло сто лет после последней гражданской войны.

Как рассматривать этот процесс? Как прогрессивный или регрессивный или как безразличный? Несмотря на несомненные жестокости, допущенные англосаксами в Северной Америке, я все-таки склонен этот процесс считать прогрессивным, хотя мыслим был бы лучший процесс, который, по-моему, осуществлен в Латинской Америке, где индейцы сохранились в огромном количестве. Сыграла роль в последнем случае католическая религия, лишенная узкого национализма и расизма. И презираемые Вами этапы общественной эволюции: "общинный, рабовладельческий, феодальный, капиталистический" вовсе не так плохи, а как первое приближение для характеристики подлинно прогрессивной эволюции даже хороши. <<...>> Бесспорным, простите за выражение, прогреccом является переход к обработке земли, сразу чрезвычайно расширивший производственные ресурсы человека. Но с этим связано владение землей и необходимость обороны этой земли. Может быть, существовали совершенно мирные земледельцы, но они не выдержали, видимо, конкуренции со своими воинственными соседями. Когда я жил в Самаре в конце двадцатых годов, одна знакомая, очень дельная археологичка, мне говорила, что раскопки в Самарской губернии обнаружили остатки земледельческих племен: нашли много земледельческих орудий и никаких следов оружия. Видимо, эти почтенные мирные земледельцы были сметены ордами хищников - предшественников Чингисхана, Tамерлана, Ивана Грозного и прочей сволочи. <<...>> Необходимость обороны от хищных соседей привела к необходимости создания иерархии, определенной государственной структуры, в конце концов приведшей к феодализму, где власть принадлежала крупным землевладельцам. Живым символом нового строя была лошадь. Если собака вывела человека в люди, то лошадь - в феодалы (рыцарь, всадник, кавалер и проч.). Дальнейший прогресс связан с развитием городов, торговлей и промышленностью, господством денег. От слова город (бург) этот период называют буржуазным, от денег - капиталистическим. Живым символом этого периода может служить овца, так как развитие шерстяной промышленности было очень важным элементом развития капитализма в передовой стране этого периода, Англии. Никто, кажется, не отрицает огромного значения этого периода в истории человечества, но, как всякий общественный строй, он тоже не безупречен. Безупречным строем будет лишь такой, где, как в Царствe Божием, будет обеспеченa "совершенная свобода частей при совершенном единстве целого". Пока что либо преобладает свобода, доходящая до свободы грабить ближнего, либо единство, доходящее до тоталитаризма. Этот совершенный, но пока далеко еще не достигнутый строй и следует, по-моему, называть социализмом в истинном смысле этого слова.

Я лично и полагаю, что прогресс человеческого общества связан с постепенным переходом через стадии: 1) охотничья (в широком смысле слова: использование готовых продуктов; нет никакой культуры в самом широком смысле слова, за исключением изготовления охотничьих орудий, но это уже на заключительной стадии этого периода); 2) скотоводческая; 3) земледельческая и 4) промышленная и торговая. Последнюю, пятую стадию можно было бы назвать гармонической, где уже нет стихийного роста общества, а все основано на подлинно научной организации.

"Сострадание" относится к монархам, народ не заслуживает сострадания.

Но может быть, в те времена все так думали? События, описанные у Шекспира, относятся к самому началу ХIII века. Но в ХII веке в России существовал (хотя, может быть, и не был распространен) иной подход к делу. В книге В. Ключевского "Боярская дума" (1902, стр. 65) рассказан такой эпизод из русской истории.

В 1127 году кн. Всеволод выгнал из Чернигова дядю своего Ярослава. Великий князь Мстислав, поклявшийся Ярославу посадить его в Чернигове, стал собираться в поход. Всеволод стал умаливать Мстислава отложить поход, подговаривал и подкупал его бояр. Ярослав явился к Мстиславу и напомнил ему о крестном целовании. Игумен одного киевского монастыря, всеми уважаемый, никому не давал слова молвить в пользу похода, не позволял и Мстиславу идти на Всеволода, говоря: "меньше греха нарушить крестное целование, чем лить кровь христианскую". Он созвал "весь собор иерейский", который сказал князю: "мирись! берем на себя твой грех". Мстислав послушался собора и плакался об этом всю свою жизнь, прибавляет летописец.

Карамзин осуждает Мстислава и считает верность слову даже в таких случаях обязательной. Вина Мстислава бесспорная - дал необдуманную клятву, и за это он действительно должен был каяться. Но если необдуманная клятва требует гораздо более тяжкого преступления, то необходимо разрешение от клятвы каким-то авторитетным лицом или организацией.<<...>>

Абсолютизация почтенного принципа (верности слову, присяге) приводит к абсурду: как всегда решающим фактором должен быть разум или конструкция такой системы, что дилеммы не возникает. При ограниченности власти смена власти производится бескровно (как в Новгороде).

И в отношении власти издавна шла борьба между двумя принципами: 1) прогрессивный: принцип наследования власти только удобный метод для устранения междоусобий, но отнюдь не дает права на абсолютную власть; власть оправдана только пользой, приносимой народу; 2) реакционный, строго легитимистский: какие бы преступления ни совершала власть, она не подлежит суду подданных, которые должны ее поддерживать решительно во всех случаях. До татарского нашествия и в России если не господствовал, то имел значительное влияние первый, прогрессивный принцип. В Новгороде он сохранился до самого конца самостоятельности и был раздавлен только торжествующей, отатарившейся Москвой. <<...>>

Борьба легитимизма и демократизма в широком смысле слова (власть может и не иметь народное происхождение, но обязательно должна преследовать народные интересы) велась и на Западе. В споре Елизаветы с Марией Стюарт последняя целиком стояла на легитимистской почве и лично у меня решительно никакого сочувствия не вызывает (подобно Иеффаю, царю Ироду и прочим "легитимистам"). Против великой Елизаветы был и другой "легитимист" - Иван Грозный, и переписка их ясно выявляет мировоззрение того и другого. Грозный поручал выведать у Елизаветы возможность убежища (спасал свою шкуру), предлагал и ей убежище в случае опасности, но Елизавета снисходительно обещала Ивану прием в Англии, сама же от убежища отказалась, справедливо не желая себя дискредитировать перед подданными такой подозрительностью (см. "Послания Ивана Грозного", 1951 г., стр. 614-616). Грозный считает, что главной задачей истинного государя являются не "торговые прибытки", а "государева честь" (там же, стр. 616). <<...>>

Грозный даже не считает "торговых мужиков" за людей. Вот первое искажение разумного принципа власти: абсолютный легитимизм. Второе - из наличия справедливых войн - оборонительных и освободительных - делается вывод о благодетельности и необходимости войн вообще: идеология Бисмарка, Мольтке, Гитлера и, к великому сожалению, Достоевского.

Регрессивное развитие русской идеологии и прогрессивное - английской, конечно, имеет главное основание в ходе их истории. Англия была ограждена от врагов морем, Россия же непрерывно подвергалась нападениям, и наши цари использовали это обстоятельство для своего личного возвеличения. В одном из прошлых писем я указывал мнение Маколея *, который именно этим обстоятельством объясняет прогрессивную историю Англии: нет большой угрозы, нет надобности в постоянной армии - орудии деспотизма. В письме 18 апреля (стр. 3) Вы оспариваете это мнение, считая, что все объясняется духом английской нации, так как островное положение не помешало многочисленным вторжениям. Да, но только до XI века, с тех же пор удачных вторжений не было. Наполеону не удалось вторжение в Англию, хотя Англия по соседству с Францией, и удалось вторжение в далекую Россию, вплоть до Москвы. Уж если говорить о национальном характере, то большее стремление к независимости оказывали русские, которые ликвидировали все вторжения на свою территорию, а не обитатели британских островов, где завоеватели (римляне, англосаксы, норманны) укреплялись как хозяева на островах и либо укоренялись там, либо добровольно покидали (римляне).

* Томас Бабингтон Маколей (1800-1859) - английский истоpик, иностpанный член-коpp. Петеpбуpгской АН. Основные тpуды - по истоpии Англии XVII-XVIII вв.
Думаю, поэтому можно определенно сказать, что идеология Новгорода, как и всех стран Северной Европы (Скандинавия и Англия), была несравненно прогрессивнее московской. Мнение, что побеждает всегда прогрессивная идеология, - слишком неумеренный оптимизм. Победа вируса сыпного тифа или желтой лихорадки над индивидуальным человеком не означает прогрессивного характера вирусов. Это временное поражение более совершенного, но еще не достаточно совершенного организма, в конечном счете все-таки побеждающего регрессивный организм: сейчас и сыпняк, и желтая лихорадка почти исчезли. Поэтому прогрессивно мыслящий человек имеет право относиться к московской идеологии с такой же неприязнью, как к вирусу сыпняка, тем более что и "московский вирус" отличается большой заразительностью. Здесь я вполне соглашаюсь с мнениями моего любимого писателя А. К. Толстого: "Моя ненависть к московскому периоду, - говорит гр. Толстой в одном письме, - есть моя идиократия... Моя ненависть к деспотизму - это я сам..." (Полн. собр. соч., изд. А. Ф. Маркса, т. 1, 1907, стр. 520). Прекрасно это же им выражено в речи, произнесенной 14 марта 1869 г. (Полн. собр. соч., т. 4, 1908, стр. 302):
"...все мы, сколько нас ни есть, - от высоких сановников, имеющих под своим попечительством целые области, до скромных писателей, - не можем лучше содействовать начатому нашим государем преобразованию, как стараясь, каждый по мере сил, искоренять остатки поразившего нас некогда монгольского духа, под какой бы личиною они у нас еще ни скрывались. На всех нас лежит обязанность, по мере сил, изглаживать следы этого чуждого элемента, привитого нам насильственно, и способствовать нашей родине вернуться в ее первобытное европейское русло, в русло права и законности, из которого несчастные исторические события вытеснили ее на время... Во имя нашего славного прошедшего и светлого будущего, позвольте мне, мм. гг. [милостивые государи], выпить за благоденствие всей русской земли, за все русское государство во всем его объеме, от края до края, и за всех подданных Государя Императора, к какой бы национальности они ни принадлежали" (последние слова направлены против русификаторов).
Взгляд А. К. Толстого на русскую историю, по-моему, опередил взгляды большинства ему современных историков. Ведь официально считалось, что с призванием варягов началось русское государство (и памятник поставлен в Новгороде тысячелетию России). А Толстой пишет (т. 4, стр. 208):
"Скандинавы не установили, а нашли вече уже совсем установленным. Их заслуга в том, что они его подтвердили, тогда как отвратительная Москва уничтожила его - вечный стыд Москве! Не было надобности уничтожать свободу, чтобы покорить татар. Не стоило уничтожать менее сильный деспотизм, чтобы заместить его более сильным. Собирание русской земли! Собирать - хорошо, но надо знать, что собирать. Горсточка земли лучше огромной кучи..."
Новгородцев же того времени (перед падением Новгорода) А. К. Толстой вовсе не идеализировал. Опять из того же тома (стр. 232-233):
"Падение Новгорода... меня увлекло, но, пошаря в нем, я нашел, что новгородцы того времени были порядочные свиньи, которые ничего лучшего не заслуживали, как упасть в московскую пасть, как Рим в пасть Цезаря".
Значит, правильно, что Новгород был покорен Москвой? Нет, слова Толстого обозначают только, что действительно в Новгороде были признаки коррупции, чрезвычайно облегчившие завоевание. Думаю, что эти болезненные явления не были неизлечимым пороком, и от них наша северная республика могла бы освободиться внутренними силами, если бы ими не воспользовалась хищная свирепая Москва. Ведь и история Скандинавии была полна периодами депрессии: географическое положение и старая военная репутация избавили Скандинавию от покорения внешними врагами, и постепенно эти страны сделались странами, никому не уступающими по культуре, хотя имеющими и недостатки, за которые их же соотечественники (например, Ибсен) их весьма серьезно критикуют. Решающую роль в этой депрессии сыграла, несомненно, слабость новгородской военной организации. К этому и перейдем.

О военной организации Новгорода. Вы достаточно ясно изображаете недостатки военной организации Новгорода (письмо 21. VI. 1959, стр. 3). "Военные силы Новгорода, несмотря на его богатство, оказались несостоятельными. Это, конечно, вина эгоистических и жадных новгородских заправил, больше думавших о своем кармане, чем о хорошей организации государственной обороны. Боеспособность новгородского войска была очень низкой. Причиной надо считать плохую дисциплину; воспитать ее в новгородской милиции не давало порочное государственное устройство. Буслаевых хватало на то, чтобы разбойничать<<...>>. От воина требуются совсем иные психические качества, чем от разбойника. Новгородцам удалось отсидеться от низовых при Боголюбском, но они оказались мало пригодными в полевой, маневренной войне. В результате - Шелонь".

Можно немало возразить по поводу этих слов:

а) Новгородцы не всегда отличались плохой военной организацией. Вспомним Ледовое побоище, где под руководством Александра Невского было разбито первоклассное по тому времени рыцарское войско. От Боголюбского не "отсиделись", а наголову разбили его войска, причем, как известно, огромное количество пленных привело к резкому падению цены на холопов. Москва не отличалась высокими качествами в полевой маневренной войне, постоянно в этом отношении уступая Польше. Первоклассная военная организация России была создана только Петром. Я глубоко штатский человек, но принужден признать, что хорошая военная организация - необыкновенно трудная вещь, отнюдь не сводимая к одной дисциплине. Некоторые народы в определенные эпохи своего существования создавали такую блестящую военную организацию, которая позволяла им господствовать над соседями, несмотря на огромное численное превосходство последних. Примеров можно привести (даже не заглядывая далеко в глубь веков) достаточно. Норманны вообще, кончая крупными шведскими полководцами, англичане времен Генриха V, из наших ближайших соседей - Литва. Крошечный народ, а какую огромную силу он представлял долгое время. Уже достигнутый высокий уровень военной организации может быть утрачен: возьмем империи Тамерлана и Великого Могола. В обоих последних случаях деспотизм сохранился до самого конца империи, армии были мощными, дисциплина (если судить по наказаниям и обилию случаев смертнoй казни) поддерживалась достаточно, и однако хорошо вооруженные и многочисленные армии были разбиваемы гораздо меньшими армиями противников: вспомним завоевание Индии Клайвом * или русское завоевание Средней Азии.

* Робеpт Клайв (1725-1774) - английский колониальный деятель. В 1757 г. командовал войсками английской Ост-Индской компании в битве пpи Плесси.
б) Но не всякое снижение военного потенциала государства есть доказательство деградации государственности. Таковым оно является только тогда, когда государство продолжает придерживаться воинственной целенаправленности. Разгром армии Наполеона III во франко-прусской войне, несомненно, свидетельствует о провале французского правительства, так как Наполеон III, как и следовало бонапартисту, видел главной задачей своего правления военную славу и сам искал войны с Пруссией (редкий случай, когда обе стороны желали войны), а, например, разгром итальянских войск французами в период Возрождения отнюдь не компрометирует Италию, так как миролюбивая Италия совсем не обладала воинственным духом и пала жертвой хищной Франции того времени, еще раньше сокрушившей культурный и миролюбивый Лангедок. А у нас до сих пор широко распространена милитаристская идеология, которая всякое военное поражение рассматривает не только как несчастье, но и как позор. А итальянцы вовсе не плохие полководцы. Не говоря уже о Римской Империи и о лангобардах. Вспомним битву при Леньяно, где итальянцы разбили могущественного Барбароссу, вспомним длинную серию выдающихся итальянских полководцев и наконец кумира не только французов, но и многих русских (хотя бы Лермонтова) - Наполеона, который по крови был итальянцем, а не французом.

Исчезновение воинственного духа у боеспособного племени с точки зрения общечеловеческой не регресс, а прогресс. Этот прогресс только сопряжен с опасностью при наличии соседов-дикарей, что и случилось с Новгородом, как пишет Ключевский (т. 2, стр. 101):

"С половины ХIV века во внешних отношениях Новгорода наступило затишье, изредка прерывавшееся столкновениями на западных границах. Но он не воспользовался столетним покоем, чтобы обновить и усилить свое старое военное устройство, напротив, по-видимому, допустил его до упадка в привычной надежде среди соперничавших князей найти себе союзника. Но к половине ХV в. на Руси уже не стало соперников, боровшихся за Новгород: за него боролись только Москва и Литва... Москва грозила Новгороду уничтожением вольности. Чтобы спасти ее, оставалось искать спасение у Литвы; но союз с Литвой казался изменой родной вере и земле в глазах не только остальной Руси, но и значительной части самого новгородского общества. В последние годы независимости новгородцы больно почувствовали свой недосмотр... В 1471 г., начав решительную борьбу с Москвой и потеряв уже две пешие рати, Новгород нaскоро посадил на коней и двинул в поле тысяч 40 всякого сброда, гончаров, плотников и других ремесленников, которые, по выражению летописи, отроду на лошади не бывали. На Шелони 4 1/2 тысяч московской рати было достаточно, чтобы разбить наголову эту толпу, положив тысяч 12 на месте".
Новгородцы были наказаны за свое свободолюбие и миролюбие и недостаточную политическую предусмотрительность. С Западом, шведами, очевидно, у них был полный мир (в отличие от постоянных стычек времен Александра Невского), они достигли действительно "мирного сосуществования" со своими соседями, за исключением Москвы. Но "московский характер" к мирному сосуществованию плохо пригоден.

в) Разбойники и воины. Если верить Вашим словам, то для новгородцев характерна разбойничья психология (ушкуйники, типичный пример - Буслаев), для москвичей, очевидно, воинская. Никто не отрицает, что было время, когда новгородские ушкуйники доставляли немало хлопот соседям, но в ХV веке их набеги значительно сократились: не мог бы установиться мир сo Швецией у Новгорода, если бы ушкуйники занимались так же интенсивно своей деятельностью, как во времена Александра Невского<<...>>. Pазбои не ослаблялись, а усиливались с утверждением деспотизма. При Иване IV разбойников под Москвой было не меньше, а больше, чем при Иване Калите, не говоря уже о том, что "прогрессивное войско опричников" было сплошь разбойничье.

Но может быть, завоевание Новгорода Иваном III было проведено корректным "воинским" путем (а существует ли такой корректный воинский путь?), без всякого разбоя? И на этот счет Ключевский дает недвусмысленный ответ (т. 2, стр. 100): "В то время как Ивановы полки громили новгородцев в низовых областях, сам народ добровольно собирался большими толпами и ходил на Новгородскую землю за добычей, так что, по замечанию летописцa, весь край был опустошен до самого моря".

Что это - воины или разбойники? По-моему, худшая разновидность бандитов - мародеры. И летописец даже подводит "идеологическое основание" под такой грабеж - отступление к латинству. Массовые разбои нередко прикрываются идеологией: крестовые походы, приведшие к разгрому Византии крестоносцами, разгром альбигойцев. Такой подход не исчез и в двадцатом веке. <<...>>

Осуждение разбойников и возвеличение воинов возникло сравнительно поздно. В старые времена такого различия не делали и разбойничье прошлое определенного индивида не мешало ему сделать блестящую политическую карьеру. <<...>> Гаральд Гардрада вначале был отвергнут Ярославной, а когда вернулся с блестящей пиратской славой (см. А. К. Толстой, т. 4, стр. 205), сделался ее мужем и норвежским королем. <<...>>

И у Пушкина в рассказе Финна из "Руслана и Людмилы" и в "Сказке о мертвой царевне" стопроцентные разбойники рассматриваются как богатыри и герои.

С точки зрения чисто технической, организационной, крупными полководцами оказывались просто наиболее талантливые и энергичные разбойники; это справедливо и до настоящего дня. С чисто же идеологической стороны разница между почтенным воином и презренным разбойником очень велика. Воин в широком смысле слова (включая заслуживающих уважение революционеров) не преследует личных целей, не кровожаден и ограничивается возможным минимумом насилия, поднимает меч только за высокие цели: оборону родины от нашествия варваров, освобождение порабощенных народов, защиту обиженных и угнетенных. (Так оправдывает, например, Вл. Соловьев профессию воина в известных "Трех разговорах"). Но, становясь на эту точку зрения, мы уже отказываемся от абсолютизации патриотизма. Если для оправдания профессии солдата Вл. Соловьев приводит рассказ старого генерала о разгроме турецких банд, совершавших зверства над армянами, то, значит, если мое государство совершает зверства, я не обязан его защищать. Лозунг "право или не право - мое отечество!" в лучшем случае обозначает слабость человека, не отказывающегося защищать отечество даже тогда, когда оно ведет несправедливую войну, но нам нет надобности им восторгаться или следовать ему. Другой лозунг более почтенен: "Несть эллин и иудей, варвар и скиф, раб или свободный". Лозунг "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!" также отрицает абсолютный патриотизм (для чужих, но не для своих, заметим вскользь).

Если же воин отказывается от благородных целей, если война для него превращается в любимое занятие, с кем угодно, лишь бы воевать во славу своего содружества (Тарас Бульба), отечества (Суворов) или собственной персоны (Наполеон), то тут примешивается бОльшая или меньшая доза подлинного бандитизма, и в крайних случаях (Гитлер) такие типы вызывают большее омерзение, чем самые кошмарные бандиты, несмотря на огромный размах и внешний успех своих деяний. Но, к сожалению, такие сверхбандиты умеют иногда внушать свою дикую "идеологию" широким массам народа. То же случилось и в России в ХIV-ХV веках. Ключевский пишет о причинах вражды к Новгороду Низовой Руси (т. 2, стр. 100): "Своеобразный политический быт Новгорода, частые походы новгородских "молодцов", разорявших встречные города Низовой Руси по Волге и ее притокам, ранние и тесные торговые и культурные связи Новгорода с немецким католическим Западом, наконец, и более всего, союз с литовским королем папежником... В глазах низового летописца новгородцы хуже неверных". "Неверные, - по его словам, - искони не знают бога; эти же новгородцы так долго были в христианстве, а под конец начали отступать к латинству; великий князь Иван пошел на них не как на христиан, а как на иноплеменников и вероотступников". Мы видим, что католиков не считали за христиан не только в темном народе (см. стихи, стр. 42), некоторые летописцы также придерживались такого "культурного" взгляда. Вполне понятно, что, когда Новгород сближался с Литвой и католической Польшей, это считалось изменой христианству, а когда же Иваны вместе с татарами шли на христианскую Польшу и Ливонию и подвергали последнюю беспощадному разгрому, это, оказывается, разумная патриотическая политика, которой должны подчиняться все русские, оказавшиеся под властью бессмысленного и беспощадного деспота. Не "голос крови" двигал наших самодержцев, а "голос кровожадности", истинный "голос крови" стоял за северную и западную ориентацию. <<...>>

Для меня лично такой национальный герой, как Георг Вашингтон, является гораздо более сомнительной фигурой, чем [Маpфа] Борецкая. Вашингтон был офицером английской армии, принимал личное участие в завоевании Канады, поднял восстание против короля, который мог считаться его законным повелителем не только по рождению, но и по данной им добровольно присяге, воевал он с единоплеменниками и единоверцами и привлек на помощь исконных врагов своего отечества - французов. Наконец, сам повод для восстания Соединенных Штатов против Англии был мало уважителен: англичане не свирепствовали в Америке, они только ввели налоги и пошлины без согласия американских колонистов. Разница только та, что плохо организованная армия американских инсургентов смогла выстоять против англичан, помогло также несовершенство британского военного министерства, удаленность от метрополии и медленность сообщений. У нас гибели Новгорода способствовала черносотенная идеология, не уступавшая по реакционности идеологии народных масс, сбегавшихся смотреть на аутодафе, и за редкими исключениями не препятствовавшая работе инквизиции. Эта черносотенная идеология не исчезла и сейчас. И, к сожалению, на польском престоле сидел не один из славных польских королей, подобных Казимиру Великому, Стефану Баторию или Яну Собесскому, а незначительный Казимир IV.

Ну а если бы все случилось иначе? Ваше мнение (письмо 21.VI.1959, стр. 3-2): "Что произошло бы в случае победы Новгорода, т.е. если бы он устоял в борьбе с Иваном III? Широких объединительных целей он себе не ставил. Самое большее, что он мог бы сделать при удаче, это аннексировать Тверь. Там тоже была литовская партия. Затем последовало бы слияние с Литвой и неизбежная полонизация бояр и житьих людей и нарождение анархической шляхты. Новгород, инкорпорированный Литвой, не устоял бы перед польскими соблазнами, как Полоцк, Минск и Киев. В польском сенате наряду с Радзивиллами, Вишневецкими и Острожскими появились бы Борецкие. Усиленная новгородскими ресурсами Речь Посполитая стала бы твердой ногой на Балтике, ликвидировала крымскую гиену и со временем овладела Москвой. Предвидеть дальше у меня не хватает воображения. Весь этот огромный конгломерат был бы заражен польским сифилисом и погиб от внутренней гангрeны".

Надо сказать, что Вы напрасно жалуетесь на недостаток воображения, но мне думается, Ваш прогноз продиктован не разумом, а распространенным, к сожалению, среди русских полонофобством. Ведь самоволие шляхты и слабость польских королей возникли давно. Каким же образом зараженная "польским сифилисом" страна могла бы ликвидировать не только Крым, но и овладеть Москвой, очевидно, здоровым организмом? Вы же сами пишете, что Новгород как государство не имел агрессивных (объединительных) целей. Как же могла анархическая Польша заставить это не агрессивное государство принять участие в своих завоевательных (тоже весьма сомнительных) планах?

Вы, как и многие, считаете, что гибель Польши есть следствие ее по-литической организации и, в особенности, пресловутого liberum veto. Oдин шляхтич на сейме говорит: nie pozwalam, мудрое решение срывается, прогресс задерживается. Такой результат мыслим в современном международном сейме, Организации Объединенных Наций, где требуется единогласие великих держав, из которых одна своим nie pozwalam может срывать действительно полезное решение и остальные государства бессильны что-либо сделать. В польском сейме, думаю, одинокий шляхтич, сорвавший своим вето полезное решение, сильно рисковал жизнью: вооруженные столкновения в Польше были не редкостью. В Польше были все условия для развития в нормальное свободное государство. Это - не мое оригинальное мнение, в свое время это было мнением прогрессивных русских людей в противовес реакционерам типа Каткова и прочих (сейчас у нас во многом защищают взгляды Каткова, ругая его вместе с тем). Возьмем, например, мнение Чернышевского, к которому в данном случае я совершенно присоединяюсь. Цитирую по статьям Плеханова в Избранных философских произведениях в пяти томах (том IV, 1958, стр. 150), причем Плеханов приводит мнение Чернышевского, его не оспаривая. Чернышевского привлекает старинный быт Польши своей политической свободой.

"В польском отсутствии бюрократической централизации лежит стремление к осуществлению иного порядка общества, чем тот, к которому доходили иные державы (тут, конечно, имеется в виду Московское государство. - А. Л. ), - порядка, основанного не на принесении личности в жертву отвлеченной идее государства, воплощаемого волею власти, а на соглашении свободных личностей для взаимного благополучия". Хотя польское общество было совершенно аристократично, но круг привилегированных мог расширяться все более и более и обнять заброшенную, отверженную, лишенную всяких прав массу народа, если бы понятие о гражданственности сделалось шире и возросло бы до общечеловеческих идей, не связуемых временными, ограничивающими их полноту предрассудками".
Чернышевский резко расходится с официальными историками о результатах соединения Великого Княжества Литовского с Польшей:
"Пора перестать быть односторонними, быть несправедливыми к Польше, признаем по крайней мере благотворность ее влияния на Русь, хоть по отношению к просвещению. Возьмем степень умственного образования в тех частях русского мира, который соединился с Польшей, и сравним ее с тем, что в этом отношении было в той части нашего общерусского отечества, которая оставалась самобытной - в форме Московского государства. Не из Малороссии ли пошло просвещение в Москву ХVII века, и не оно ли приготовило все последующее наше образование?

И не под влиянием ли Польши оно возросло в Малороссии?"

Дотатарская Русь обладала высокой культурой, потеря ее во время татарщины - не позор, но несчастье, но то, что Московская Русь из экскрементов татарщины создала новую отвратительную идеологию - это и позор, и несчастье. Польша и Литва от татарщины не пострадали и не только сохранили, но и сильно развили культуру. А почему же тогда погибла (к счастью, временно) Польша? Исключительно из-за своего географического положения.

Бросим взгляд на географическую карту. К западу от России мы имеем целый пояс национальностей, которые или вовсе не имели самостоятельной государственности, или быстро ее потеряли, или теряли на более или менее продолжительное время. С севера на юг: Финляндия, Эстония, Латвия, Литва, Польша, Чехия, Румыния, Венгрия, Сербия, Болгария, Греция - всего одиннадцать. Что же, все они были заражены государственным сифилисом? А ведь все это - самобытные национальности. Большинство из них отличается высокими и своеобразными качествами, а о вкладе Греции в мировую культуру можно не говорить. Причина их временного исчезновения с политической арены - соседство с крупными хищниками, прежде всего Москвой и Турецкой Империей. Если уж говорить медицинскими терминами, то здесь уж не сифилис, а нечто худшее - злокачественная опухоль, поражавшая и соседние государства. Петр Великий в значительной степени удалил эту опухоль, но не полностью, после его смерти пошли рецидивы. Много удалил Александр II, но "своя своих не познаша", царя убили те, кто считал, что нужны хирургические методы воздействия. Появился и выдающийся хирург - Ленин, но тоже не успел, и метастазы сейчас выступают сильнее, чем в царское время. Поставили памятник Юрию Долгорукому (и корабль плавает под его именем), совершенно фальсифицировали Ивана Сусанина (он, оказывается, спасает не Михаила Федоровича, а Минина!) и по старой черносотенной традиции спектаклю придают политическое значение, и каждый оперный сезон начинают этой оперой фальсифицировали Скопин-Шуйского (он, кто въезжал торжественно в Москву рядом с Делагарди, оказывается, боролся с шведской интервенцией!), и уж конечно борьба Марфы Борецкой (в Очерках истории СССР) с Москвой считается изменой. Разумеется, забывается, что Иваны допустили тройную измену: 1) измена славянскому делу, христианству и западной культуре, борьба с татарами против 3апада; 2) измена договору с Новгородом после Шелони, где за Новгородом сохранялась автономия, которoй сочувствовали не только вечевики, но и такой почтенный деятель, как архиепископ Новгородский Иона (см. Ключевский, т. 2, стр. 101); 3) наконец, страшный разгром Новгорода кошмаром нашей истории Иваном Грозным по заведомой фальшивке. Все это - историческая необходимость, оказывается!

Ну, а страшная угроза полонизации и потери православной веры? Конечно, одним из курьезов современности является то, что особенно возмущаются стремлением окатоличить Россию, особенными ревнителями православия оказываются безбожники - большевики, которые закрывают и католические и православные храмы! Конечно, известное количество населения в Польше перешло в католичество, очень значительное распространение приобрела в Западной Украине Уния - превосходное решение проблемы единения церквей. В 1959 году мне пришлось побывать в Западной Латвии - Латгалии, входившей в состав Польского государства. Там было вполне мирное сосуществование четырех религий: протестантской, католической, православной и русских раскольников-беспоповцев.

Ну, а угроза национальности - полонизация? Зададим себе вопрос: является ли сохранение национальности ведущим постулатом государственности? Я думаю, нет. Само собой разумеется, недопустимо насильственное обращение в иную нацию, но, как правильно говорит тот же Чернышевский, высший класс в Западной России имел и права и средства отстоять свою веру и свой язык и спасти от унижения свой народ, впрочем, им же самим порабощенный. Винить нужно саму западно-русскую аристократию, что она совершенно ополячилась. "Сами не сумели себя сохранить - нечего на других взваливать свою вину", - замечает Чернышевский. К словам Чернышевского надо только внести поправку, что не было и речи о "полном ополячении" западно-русских аристократов. Очень многие сохранили свою национальность. Мне лично известна такая семья - Мордухаи-Болтовские. Мне известна другая семья, белорусы католической веры (до Революции даже в официальных кругах склонны были отождествлять понятия поляка и католика).

Добровольно идущая ассимиляция одной национальности другой не представляет собой ни позора, ни несчастия для той или другой стороны. Русские (в широком смысле слова, включая украинцев) ассимилировали колоссальное количество наций: берендеи, половцы, разные финские северные народы, огромная примесь татарской крови. <<...>> Как много лиц немецкого происхождения искренне и честно считает себя русскими. Вспомним туркестанского генерал-губернатора Кауфмана. В своем завещании он писал: "Похороните меня около Ташкента, чтобы знали: что это русская земля, в которой не стыдно лежать русскому человеку". Как известно, станция Кауфманская сохранилась и сейчас, как, впрочем, большинство среднеазиатских "генеральских" станций. Я знал одного Бэра, прекрасно сознававшего свое немецкое происхождение, но бывшего весьма националистически настроенным поляком. Он даже указывал, что много немцев, переехавших в Польшу по магдебургским правам, полностью ополячилось. <<...>>

Но отнюдь не будучи националистом, я не только не возражаю против сохранения национальностей, но очень сочувствую сохранению их. Мы оберегаем даже диких зверей от исчезновения, тем более мы должны стремиться сохранить все то разнообразие языков, которое возникло в человечестве. Но как же быть с культурой? Если все народности, включая такие небольшие, как, скажем, абхазцы, сваны, аварцы и проч., имеют право развивать самостоятельную культуру, то дело кончится вавилонским столпотворением и маленькие народы все время будут в невыгоде, так как нельзя же научную литературу переводить на все языки. Наши марксисты обычно говорят, что со временем наций не будет и будет общий язык. Это, по-моему, и невозможно, и нежелательно, а есть превосходный выход. Каждый человек должен знать минимум два языка: один - международный, другой свой национальный. Вся научная литература - на международном языке, на своих - художественная. И тогда никакого предела дроблению языков ставить не следует. Некоторые дробные диалекты естественно будут отмирать, но не только сохранится такой великолепный язык, как украинский, но и многочисленные диалекты русского (великорусского) языка. Живя в Перми, я с удовольствием слушал разговоры местных жителей с их многими архаизмами: "что имаешь?", "продажны варежки-то?", "басится парень-от" и проч. Кажется, присутствуешь на одной из сцен "Хованщины". Наш общий корреспондент Лев Успенский * борется с "неправильностями": "крайний" вместо "последний", "где" вместо "куда" и проч. Считается, что все провинциализмы должны исчезнуть. Почему? В Италии, кроме общелитературного (тосканского) диалекта, существуют местные: неаполитанский, венецианский и проч., на которых поют песни (конкурс новых песен на летних праздниках в Неаполе проходит, как правило, на неаполитанском диалекте), пишут драмы и проч. Еще в 1909 г., работая на Зоологической Станции в Неаполе, я сидел в одной комнате с двумя молодыми швейцарскими зоологами. Это были швейцарские немцы, но их разговор для нас был совершенно непонятен. И они нам сказали, что швейцарские немцы, даже интеллигентные, научные статьи пишут на общенемецком языке, а между собой говорят на диалекте, на котором пишут и стихотворения, и художественную прозу.

* Лев Васильевич Успенский (1900-1978) - pусский советский писатель, автоp книги "Слово о словах" (Л., 1954 и дp. изд.) и дpугих популяpных книг о pусском языке.
Считая поэтому сохранение нации желательным, спросим себя, была ли хоть малейшая опасность растворения российской национальности в польской? Ни малейшей, конечно. В Литве было много русских и украинцев, после Люблинской унии многие из них отошли к Польше, и они не только сохраняли свою национальность, но и имели громадное влияние на ход государственных дел. Известно, что шли переговоры даже об избрании Ивана Грозного польским королем, а Федор Иоаннович даже был избран королем на польском сейме. Мирное объединение Польши и России могло быть осуществлено по инициативе Польши. Как известно, помешал "московский характер". Не договорились, "где короноваться". Наши требовали, чтобы новый польский король короновался в Москве, рассматривая Польшу просто как новую русскую область. Понятие автономии было абсолютно недоступно московским царям, не исключая даже лучшего, Петра Великого. Имел ли в виду разницу между Польшей и Россией Пушкин или это вышло непреднамеренно, но он вложил в уста Мазепы достаточно ясные слова: Без милой вольности и славы
Склоняли долго мы главы
Под покровительством Варшавы,
Под самовластием Москвы. Думаю, что здесь Пушкин (еще Аристотель говорил, что поэты неясно представляют часто, что они говорят) выразил и бессознательно правильную мысль. Сознательно он целиком придерживался "московской идеологии":
Славянские ль ручьи сольются в русском море?
Оно ль иссякнет? Вот вопрос.
Третьего решения: свободной ассоциации вполне автономных государств он просто не понимал. Но это понимал тот, которого он часто и не без основания величал тираном: Александр I. Обещанную им автономию Финляндии он свято соблюдал, как и Александр II, и доблестные финны не только честно сражались за интересы чуждой им страны (в русско-турецкой войне), но, как можно судить по корреспонденциям из Финляндии, сохранили в Xельсинки и памятник, и площадь (или улицу), посвященную тому, кто честно соблюдал свои обязательства. Они имели бы право, в порядке обиды за более поздние нарушения своих прав, уничтожить всякую память о русском владычестве. <<...>>

14 июля 1471 года, 545 лет назад, состоялась знаменитая Шелонская битва между Москвой и Новгородом. Что произошло в тот день и почему нам так мало известно о битве, рассказывает отдел науки «Газеты.Ru».

История противостояния Москвы и Новгорода занимает особое место в истории нашей страны. Эти два княжества соперничали между собой за право обладания политическим, экономическим и религиозным превосходством на Руси на протяжении столетий. Москва отстаивала право контролировать все княжества, а Новгород пытался сохранить свой уникальный республиканский дух. Московскими князьями в течение XIV–XV веков предпринималось несколько попыток присоединить Новгородское княжество, но ни одна из них не увенчалась успехом. Но начавшееся в конце весны 1471 года очередное противостояние принесло Москве долгожданный успех, хотя за это ей пришлось дорого заплатить.

К середине XV века, в период царствования Ивана III, Новгород переживал кризисные времена.
В городе постоянно происходили восстания горожан против знати из-за угнетения низших и средних слоев городского населения.
Местное новгородское боярство, в руках которого была сосредоточена власть, не могло своими силами положить конец восстаниям. Для этого было принято решение заключить союз с польско-литовским королем, который прислал для управления неспокойным городом своего наместника, князя Михаила Олельковича. Другим важным шагом к усмирению восстания и становлению мощи княжества был выбор нового новгородского архиепископа после смерти Иона, занимавшего этот пост ранее. По традиции кандидатура должна была быть представлена на согласование с Москвой, но в этот раз Новгород решил считаться с литовским православным митрополитом, который находился в Киеве. Вместе с этим Новгород заранее предусмотрел будущую агрессию московского князя Ивана III и заключил союзнический договор с польско-литовским королем Казимиром IV.

«Изменник православию»
Сразу две измены возмутили народные массы Новгорода, и это вызвало раскол среди бояр, что привело к ослаблению военной мощи города.
Иван III прекрасно понимал, что наступил хороший момент окончательно присоединить Новгородское княжество, но решил действовать хитро, дипломатическим способом - посредством церкви.
Московский митрополит обвинил новгородцев в предательстве и требовал, чтобы население города отказалось от поддержки польско-литовской опеки. Данная угроза мобилизовала сразу обе стороны, и Иван III весной 1471 года принимает решение организовать общерусский «крестовый поход» на Новгород, который воспринимался остальными княжествами как «измена православию». Религиозный окрас похода придавал ему еще большее значение и важность.

Начиная с марта 1471 года Иван III начал готовиться к походу. В связи с особыми климатическими условиями местности вокруг Новгорода было необходимо выбрать правильную стратегию, а главное - время наступления.
Для этого был созван церковно-служилый собор, на котором было принято решение организовать поход в начале лета.
Кроме того, Ивану III было важно заручиться поддержкой в лице союзнических княжеств и войск. На соборе решили привлечь к походу вятчан, устюжан, псковичей, тверского князя. В качестве стратегического направления нападения были выбраны западное, южное и восточное, чтобы окружить Новгород, отрезать его от всех отступных маршрутов, которые вели в Литву. Также был разработан более четкий план действий, согласно которому к Новгороду должны были подойти с запада и востока два сильных отряда, а с юга наносился главный удар под командованием самого Ивана III. Стоит отметить, что факт созыва церковно-служилого собора был новым явлением в политической практике средневековой Руси. В поход отправлялся не просто старший из русских князей, а глава всей Русской земли. Это в очередной раз подчеркивает особенность и значимость предстоящего похода.

Походный дневник
Об этом походе нам известно не так много. Основными источниками выступают три летописи, в которых информация о военной кампании 1471 года фрагментарна и местами не совпадает. Основу составляет московская великокняжеская летопись, которая содержит в себе походный дневник князя.
Предполагается, что Иван III вел его во время похода, записывая туда различные детали, даты и впечатления.
Но при включении дневника в состав летописи его содержание было подвержено значительным корректировкам и сокращениям, что затрудняет его прочтение сегодня. Помимо этого, мы располагаем некоторыми свидетельствами, изложенными в Новгородской и Псковской летописях, которые содержат упоминания о походе 1471 года, но в некоторых местах значительно расходятся с официальной московской версией.

Ивану III необходимо было подготовить войско для наступления. Во главе 10-тысячного отряда встали князья Даниил Холмский, Федор Давыдович Пестрый-Стародубский, а также князь Оболенский-Стрига.
Все были опытными воеводами, участвовали в военных кампаниях ранее и представляли серьезную угрозу для новгородского ополчения.
Но более значительную часть московского войска составляли примкнувшие к ним союзники: тверские, псковские и дмитровские войска. Тверское княжество на протяжении долгого времени было соперником Москвы, но факт союза в походе против Новгорода свидетельствует о признании Тверью руководящей роли Москвы. Со стороны Твери были князья Юрий и Иван Никитич Жито, которые предоставили Москве внушительное войско.

Еще одним важнейшим союзником Москвы был Псков. Его политическое положение на протяжении долгого времени было особенным. Признавая над собой власть великого князя московского, Псков сохранял значительную долю самостоятельности в своих внешнеполитических акциях, сам распоряжался своим ополчением и неохотно втягивался в войну с Новгородом. Более того, долгое время существовал союз между Псковом и Новгородом, но после событий 1460 года, когда Псков встал на сторону Москвы во время сражений на ливонском рубеже, ситуация изменилась. Таким образом, кампания 1471 года отличается масштабом втянутых в нее союзнических войск, которые раньше были врагами Москвы.

Новгородское ополчение
Новгород также активно готовился к бою. Боярство собирало всех боеспособных горожан и заставляло их идти на войну. Численность новгородского войска во много раз превышала московское и доходила до 40 тыс., но его боеспособность была намного ниже из-за непопулярности войны среди новгородского населения.
Стратегия Новгорода заключалась в разобщении московского войска и его уничтожении по частям.

Главную ударную силу Новгорода составляла конница, которую бояре направили на Псковскую дорогу, чтобы не дать возможности соединиться отряду князя Холмского с псковским соединением. Также новгородская пехота должна была высадиться на южном берегу у села Коростына и разбить отряд князя Холмского. Третьим направлением новгородского плана было Заволочье, где действовал отряд князя Василия Шуйского, который, впрочем, был отрезан от главных военных сил. Очевидно, что, несмотря на наличие плана наступления, новгородские войска были очень рассеяны и плохо организованы. По данным летописи, после вторжения великокняжеских войск на Новгородскую землю руководство Новгорода сделало попытку вступить в переговоры и отправило к великому князю посла с просьбой об «опасе». Однако «в ту же пору» новгородцы «послаша свою рать в судахъ по Илмерю озеру многихъ людей отъ Великого Новагорода».

«...Веля им итти за реку Шолону сниматися съ пъсковичи»
В конце июня 1471 года Иван III приказывает войскам князя Данилы Дмитриевича и Федора Давыдовича двигаться в сторону Русы - важнейшего стратегического пункта на пути к Новгороду.
С заметной быстротой, которая отмечается в летописи, за пять дней московские войска сжигают и уничтожают город.
Затем, вместо того чтобы продолжать двигаться ближе к Новгороду, воеводы принимают решение «от Русы поидоша к Дъману городку», находящемуся в юго-восточном направлении от Новгорода. В свою очередь, Иван III отдает директиву, в которой отмечает, что «веля им итти за реку Шолону сниматися съ пъсковичи. И под Демоном велел стоати князю Михаилу Андреевичи съ сыномъ своим княземъ Васильемъ и со всеми вой своими» .

При всей важности овладения городом Демоном, для будущей стратегии ведения военной кампании он не имел никакого смысла. И это понимал прекрасно Иван III, в отличие от своих воевод. Этот эпизод, в частности директива князя от 9 июля, во многом предопределил дальнейшую судьбу кампании и привел к битве на реке Шелони. Иван III четко определил главное и второстепенное при организации передвижения своих войск и захвата городов. Увод войск с новгородского направления ослаблял бы угрозу, нависшую над городом, и развязывал новгородцам руки для дальнейших активных действий. Овладение Демоном рассматривалось как второстепенная задача, для решения которой выделялись небольшие силы тверского удельного князя. Главным было соединиться с псковскими войсками и дать бой новгородцам, место для которого было выбрано на левом берегу реки Шелони, между ее устьем и городом Сольцы.

«О бою на Шолони»
Как ни странно, но о самой битве нам известно крайне мало. У нас есть отрывочные сведения из псковской летописи, которая, впрочем, пишет об участии псковичей в этой битве, хотя из официальной московской летописи известно, что псковские войска так и не дошли до места сражения. Единственным полноценным источником, из которого можно узнать некоторые детали сражения, является московская великокняжеская летопись.
Новгородское войско под командованием Дмитрия Борецкого, Василия Казимира, Кузьмы Григорьева и Якова Федорова расположилось на ночлег у устья реки Дрянь - притока реки Шелонь. Утром 14 июля началась перестрелка через реку. Внезапность нападения подготовленного и закаленного войска князя Холмского застала врасплох новгородцев. Московские войска продолжали переправляться, атаковать впавших в бегство новгородцев, несмотря на их численное преимущество. В целом это все, что нам известно о битве: неожиданная быстрая переправка москвичей через реку, мужество войск, обильный обстрел новгородцев стрелами, что выбило из боя их конницу, и их дальнейшее поражение.
В этой битве новгородцы потеряли около 12 тыс. убитыми и 2 тыс. пленными.

Впрочем, нам известно сегодня больше о тех разногласиях, которые присутствовали в текстах летописей, чем о самой битве. Одним из ярких расхождений является упоминание в новгородской летописи татарского отряда, который якобы помог московскому войску победить новгородцев. По данным официальной великокняжеской летописи, татар в войсках князя Холмского и Федора Давидовича не было - они шли во втором эшелоне с князем Иваном Стригой Оболенским. В бою на Шелони татары участвовать не могли. Другие расхождения касаются в основном деталей последствия боя, например отступления москвичей за реку после победы, что видится невообразимым. Но все три текста летописей сходятся в полном разгроме новгородских войск Москвой, что свидетельствует о важнейшей стратегической победе Московского княжества в противостоянии с Новгородом. Он не был окончательно присоединен, но после этой кампании вслед за подписанием Коростынского мирного договора 11 августа 1471 года, положившего конец этой войне, статус Новгорода сильно изменился. Город стал неотъемлемой частью Русской земли. В этом была большая заслуга Ивана III и его военного таланта.

«Жертвам Российских лихолетий - вечная память. Создателям Единой России - вечная благодарность потомков»
Место Шелонской битвы в общей исторической памяти до сих пор не совсем четко определено. 7 июля 2001 года по благословению архиепископа Новгородского и Старорусского Льва в церкви Апостола евангелиста Иоанна Богослова в селе Велебицы Солецкого района Новгородской области после литургии состоялся крестный ход, после которого был водружен и освещен шестиметровый дубовый крест, на котором была помещена памятная доска со словами:
«Жертвам Российских лихолетий - вечная память. Создателям Единой России - вечная благодарность потомков».
Спустя восемь лет, 8 декабря 2009 года, на берегу Шелони в деревне Скирино, на предполагаемом месте битвы между отрядами новгородцев и москвичей, поставили памятный знак. Редко кто вспоминает о событиях, произошедших 14 июля 1471 года, но, как показала история, их последствия сильно повлияли не только на историю Новгорода, но и на Московское княжество, и на всю Средневековую Русь. Историк Николай Костомаров, бывавший в этих местах, вспоминал: «Проехавши несколько верст, на песчаном берегу, поросшем кустарниками, мы нашли большой, довольно высокий холм, и когда стали зонтиками копать на нем землю, то увидали, что весь этот холм состоит из человеческих костей. Тут текла почти высохшая речка Дрань, впадающая в Шелонь. Я сообразил, что этот могильный холм есть место погребения новгородцев, разбитых на берегу Шелони несколько выше этого места и бежавших до реки Драни, где в другой раз бегущим нанесено было окончательное поражение. Взявши на память два черепа, мы поехали далее и прибыли к часовне, под которою была могила павших в бою воинов; ежегодно совершается над ними панихида».

Источник

Вчера о турнире по страйкболу «Противостояние: земля Новгородская».

Напомним, открытый чемпионат РФ по страйкболу проходил с 22 по 24 сентября в Парфине, в заброшенной промзоне. Чемпионат организовали «Агентство готовых решений» и «Территория активных игр «Полигон» при поддержке Правительства Новгородской области.

В Парфино приехали гости из 12 регионов России, и это только начало, обещают в региональном правительстве. Планируется, что тактические состязания на парфинской площадке будут проходить ежегодно. Об этом сообщила вице-губернатор Вероника Минина на открытии турнира.

По её словам, этот турнир - хорошая возможность для Парфинского района привлечь гостей со всей страны.

Организатор игры и управляющий партнёр «Агентства готовых решений» Татьяна Черникова сообщила перед началом соревнований, что на площадке соблюдены все необходимые меры безопасности и она соответствует высоким стандартам качества. Она поблагодарила правительство области за возможность провести масштабный турнир.

Боевую атмосферу на площадке создали специалисты областного управления МЧС. Спасатели и медики дежурили на площадке на протяжении всей игры. А возле игровой территории региональное ДОСААФ выставило боевую технику, чтобы зрители смогли осмотреть оружие и спецмашины.

«Игроки участвовали в увлекательной борьбе за победу в атмосферных локациях, дополненных реальной военной техникой. Приятным сюрпризом для спортсменов оказался и оригинальный игровой сценарий, разработанный командой профессиональных страйкболистов. Двум командам предстояло захватить стратегические объекты противника, обнаружить место хранения опасного вируса, а также выполнить секретные задачи по его нейтрализации», - рассказали нам в пресс-центре областного правительства.

В заброшенной промзоне «американцы и русские» сразились за химическое оружие

В одной из бывших республик СССР, на территории официально законсервированного, но продолжающего функционировать в рамках секретного межправительственного договора завода по производству химического оружия произошла авария с взрывом и выбросом боевого вещества. Узнав об этом, в США подготовили группу «зачистки», чтобы заполучить интересующие образцы химического вооружения. Россия также стянула к месту происшествия подразделения радиационной, химической и биологической защиты для блокирования района и полной ликвидации объекта. И началось противостояние...

Просто игра

Нет, не подумайте, что произошло что-то страшное. Это всего лишь легенда открытого чемпионата по страйкболу, который прошел в Парфине 22–24 сентября.

Страйкбол - это военно-тактическая игра, которая изначально подразумевала обучение солдат бою. Уже потом учебная тренировка переросла в игру, смысл которой - выполнить как можно больше заданий и умереть как можно меньше раз.

Для игроков существует ряд правил, но помимо требований безопасности, культуры поведения на игровой площадке и сценария важна... честность. Действительно, как понять - убили бойца или нет? Ведь в страйкболе, в отличие от пейнтбола, стреляют пластиковыми шариками, а они не оставляют отметок на одежде... Всё просто - игрок, которого подстрелили, должен честно поднять руку и выбыть с поля боя. Как говорят сами участники, в страйкбол приезжают играть только честные люди - другим тут не место.

Вместе с группой страйкболистов мы едем в кузове «КамАЗа » на площадку официального старта игры. По периметру военные охраняют территорию от заплутавших грибников и зевак. Шарики хоть и пластиковые, но бьют больно, травмы не нужны никому... Рассматривая нашивки на камуфляже игроков, понимаешь - география участников не ограничивается Новгородской областью. Есть представители Москвы, Санкт-Петербурга, Твери, Пскова... Для первой тестовой игры, как говорят организаторы, неплохо.

На площадке старта военные из Луги знакомят зрителей с образцами оружия. «Очень тяжёлое, не поднять, с таким далеко не уйдёшь », - обсуждают мальчишки из Парфинской школы. Представляющие военную технику солдаты улыбаются: ведь им приходится с этим оружием совершать многокилометровые марш-броски.

Старт дан

Организатор игры и управляющий партнёр «Агентства готовых решений » Татьяна Черникова сообщила перед началом соревнований, что на площадке соблюдены все необходимые меры безопасности: она соответствует высоким стандартам качества. Татьяна Черникова поблагодарила гостей за участие, а также Правительство Новгородской области за возможность провести масштабный турнир.

В свою очередь заместитель губернатора Новгородской области Вероника Минина, открывая игру, отметила, что такой чемпионат - хорошая возможность для Парфинского района привлечь гостей со всей страны.

После короткой официальной части игроки разошлись готовиться к игре, а мы в кузове знакомого «КамАЗа » возвращаемся в лагерь. Едем весело. Бывалые страйкболисты делятся историями игровой жизни. Кто-то рассказывает, как выпрашивал у жены пятый камуфляж, кто-то про новый автомат. «Жена велела сказать, что я не подкаблучник », - заканчивая историю о покупке нового обмундирования, говорит высокий небритый любитель войнушки.

В лагере работает полевая кухня, организовано питание игроков, тут же можно приобрести тактическую обувь Dixer от генерального спонсора мероприятия Zenden Group, попробовать пострелять из страйкбольного оружия. Хотя все эти мелочи и приятные, но некоторым заядлым игрокам они ни к чему. «Мы приехали не спать, мы приехали играть », - говорят они.

Не силой, а умением

Финальная битва второго дня наглядно показала, что на войне, пусть и игровой, нужна не только физическая сила, но и тактика. Например, многочисленные игроки одной из команд, заняв, на первый взгляд, выгодную позицию, проиграли в тактике, были окружены командой противника и расстреляны.

Результатом игры стали не только хорошее настроение участников, море положительных эмоций и фотографий в социальных сетях. Как сообщили организаторы, об этом чемпионате будет выпущен фильм - про войну, страйкбол и патриотизм.

Тренировочная игра прошла успешно, - подвела итоги Татьяна Черникова. - Бывалые страйкболисты отмечали, что этот проект интереснее и потенциально мощнее уже существующих. На высоте были и организация турнира, бытовые удобства. В Парфине всё было предусмотрено.

Уже сейчас можно смело утверждать, что игра «Противостояние: земля Новгородская » дала старт новому направлению - военно-патриотическому туризму. Ведь, по словам организаторов, это не последнее мероприятие в Новгородской области. Планируется, что тактические состязания на парфинской площадке будут проходить ежегодно.

Напомним, масштабные соревнования были организованы «Агентством готовых решений » и «Территорией активных игр «Полигон » при поддержке Правительства Новгородской области и объединили в Парфинском районе более 2000 человек из 12 регионов России.

Татьяна ЯКОВЕНКО, Анастасия ГАВРИЛОВА

Фото Татьяны Яковенко

История, как известно, повторяется. За последние столетия расклад сил на геополитической карте менялся много раз, возникали и исчезали государства, волею правителей армии устремлялись на штурмы крепостей, в дальних краях гибли многие тысячи безвестных воинов. Противостояние Руси и Тевтонского ордена может служить примером попытки экспансии так называемых «западных ценностей» на Восток Европы, окончившейся крахом. Возникает вопрос о том, насколько велики были шансы рыцарского войска на победу.

Исходная обстановка

В конце двенадцатого столетия находилась в положении, которое можно охарактеризовать известным выражением «между молотом и наковальней». Батый действовал на юго-западе, разоряя и грабя разрозненные славянские княжества. Со стороны Прибалтики началось продвижение немецких рыцарей. Стратегическая цель христианского воинства, объявленная Папой, состояла в донесении католицизма до сознания коренного населения, исповедовавшего тогда язычество. Угро-финские и балтские племена оказали слабое в военном отношении противодействие, и вторжение на первом этапе развивалось довольно удачно. В период с 1184-го до конца столетия ряд побед позволил развить успех, основать рижскую крепость и закрепиться на плацдарме для дальнейшей агрессии. Собственно европейский крестовый поход Рим объявил в 1198 году, он должен был по замыслу стать своеобразным реваншем за поражение на Святой земле. Методы и истинные цели были очень далеко от учения Христа - они имели ярко выраженную политико-экономическую подоплеку. Иными словами, крестоносцы пришли на землю эстов и ливов, чтобы грабить и захватывать. На восточных рубежах Тевтонский орден и Русь в начале XIII века заимели общую границу.

Военные конфликты начального этапа

Отношения тевтонцев и русичей были сложными, их характер складывался исходя из возникавших военно-политических реалий. Торговые интересы побуждали к временным союзам и совместным операциям против языческих племен, когда ситуации диктовали определенные условия. Общая христианская вера, однако, не мешала рыцарями исподволь проводить политику окатоличивания славянского населения, что вызывало некоторую озабоченность. 1212 год ознаменовался военным походом объединенного пятнадцатитысячного новгородско-полочанского войска на ряд замков. Затем последовало краткое перемирие. Тевтонский орден и Русь вступили в полосу конфликтов, которым предстояло длиться десятилетия.

Западные санкции XIII столетия

«Хроника Ливонии» Генриха Латвийского содержит информацию об осаде новгородцами замка Венден в 1217 году. Врагами немцев стали и датчане, желавшие урвать свой кусок балтийского пирога. Они основали форпост, крепость «Таани линн» (ныне Ревель). Это создавало дополнительные сложности, в том числе касавшиеся и снабжения. В связи с этими и многими другими обстоятельствами, вынужден был многократно пересматривать свою военную политику и Тевтонский орден. Отношение с Русью складывались сложные, набеги на форпосты продолжались, требовались серьезные меры для противодействия.

Однако амуниция не совсем соответствовала амбициям. Папе Григорию IX для ведения полномасштабных военных действий попросту не хватало экономических ресурсов и, помимо идеологических мер, он мог противопоставить русской силе только экономическую блокаду Новгорода, что и было сделано в 1228 году. Сегодня эти действия назвали бы санкциями. Успехом они не увенчались, готландские купцы не стали жертвовать прибылью во имя папских агрессивных устремлений и в своем большинстве призывы к блокаде игнорировали.

Миф о полчищах «псов-рыцарей»

Более или менее успешные походы на владения рыцарей продолжались в годы княжения Ярослава Всеволодовича, победа под Юрьевом внесло этот город в список новгородских данников (1234). В сущности, привычный для массового сознания образ полчищ закованных в доспехи крестоносцев, штурмующих русские города, созданный кинематографистами (в первую очередь очевидно, не совсем соответствовал исторической правде. Рыцари вели скорее позиционную борьбу, стремясь удержать построенные ими замки и крепости, изредка решаясь на вылазки, сколь смелые, столь же авантюрные. Тевтонский орден и Русь в тридцатые годы XIII столетия обладали разными ресурсными базами, и соотношение их складывалось все более не в пользу немецких завоевателей.

Александр Невский

Свой титул новгородский князь заслужил победой над шведами, посмевшими высадиться в 1240 году на русской земле, в устье Невы. Намерения «десанта» сомнений не вызывали, и молодой, но уже опытный военачальник (отцовская школа) повел свой малочисленный отряд в решительное наступление. Победа стала наградой за смелость, и она не была последней. Очередной крестовый поход на Русь Тевтонского ордена, предпринятый рыцарями в 1242 году, окончился для захватчиков плачевно. План битвы, получившей в дальнейшем название «Ледового побоища», был блестяще продуман и успешно реализован. Князь Александр Невский учел особенности рельефа местности, использовал нестандартные тактические приемы, заручился поддержкой Орды, получил от нее серьезную военную помощь, в общем, применил все доступные ресурсы и одержал победу, прославившую его имя в веках. На дно ушли значительные силы противника, а остальных ратники перебили или пленили. 1262 год отмечен в учебниках истории как дата заключения союза Новгорода с литовским князем Миндовгом, совместно с которым была осуществлена осада Вендена, не вполне удачная, но и не безуспешная: врагу соединенные силы причинили существенный ущерб. После этого события Тевтонский орден и Русь почти прекращают взаимную военную активность на шесть лет. Заключаются выгодные для Новгорода договора о разделе сфер влияния.

Завершение конфликта

Все войны когда-нибудь заканчиваются. Завершилось и длительное противостояние, в котором сошлись Ливонский Тевтонский орден и Русь. Кратко можно упомянуть о последнем значимом эпизоде многолетнего конфликта - ныне почти забытой. Состоялась она в феврале 1268 года и показала бессилие объединенного датско-германского войска, стремившегося переломить общую стратегическую ситуацию в свою пользу. На первом этапе рыцарям удалось потеснить позиции ратников, ведомых сыном князя Александра Невского Дмитрием. Затем последовал контрудар пятитысячного войска, и противник обратился в бегство. Формально битва окончилась вничью: русским войскам не удалось взять осажденную ими крепость (возможно, такая задача и не ставилась из опасения больших потерь), но и эта, и другие менее масштабные попытки овладеть инициативой тевтонцам не удались. Сегодня о них напоминают лишь сохранившиеся старинные замки.

Кузьмин А. Г.

Специфика развитияНовгородской земли в XI–XIII вв. была во многом связана с предшествующим временем, потому что именно в древности были заложены своеобразные черты и новгородского общественно-политического устройства, и ориентирыновгородской экономики, и принципы взаимоотношенийНовгорода с другими землями Руси.

В исторической литературе основные дискуссии связывались с началом Новгорода. Летопись относит его возникновение примерно к 864 году: Рюрик пришел из Ладоги и основал Новыйгород (легенды о более древнем существовании города сложились не ранее XVII века). Среди археологов имеются расхождения в оценке этого древнейшего показания летописи. Известный знаток новгородских древностей В.Л. Янин относит возникновение Новгорода лишь к X столетию. Г.П. Смирнова доказывала, что древнейшая новгородская керамика, сходная с западнославянской, откладывается в древнейших слоях Новгорода как раз во время, указанное в летописи - во второй половине IX века. Но расхождения в хронологии не столь принципиально значимы - в расчет берутся разные материалы, из разных раскопов, использованы разные способы датировки (скажем, точное датирование современными методами уличных мостовых указывает лишь на время появления этих мостовых, а не самого поселения). Важнее оценить содержание летописного сообщения: в какой степени надежен этот источник.

Имеются разночтения и в определении этнического состава первоначального поселения Новгорода. Но это и естественно: по Волго-Балтийскому пути с запада на восток шли разноязычные отряды и просто переселенцы. В сказании о призвании варягов, датированном в летописи 50–60 гг. IX столетия, действуют два славянских племени и три угро-финских в качестве уже оформившейся федерации и, следовательно, возникшей ранее этого времени. И здесь же присутствуют этнически неопределенные “варяги”, которые явно появились пришли сюда ранее описываемых событий, если даже далекая от Балтики меря должна была платить им дань.

Разные мнения исследователей предопределяет и то обстоятельство, что ранние новгородские летописи сохранили меньше материала, нежели более поздние - софийско-новгородские. Это особенно заметно при описании событий XI века, которые Новгородская Первая летопись передает, следуя в основном за одной из редакций “Повести временных лет” (до 1115 года). Именно это обстоятельство породило распространенное мнение, что до XII века в Новгороде не было самостоятельного летописания. В принципе, расхождения в определении начала новгородского летописания - это одно из многочисленных следствий различного понимания самой сути летописания: единое дерево или сосуществование и борьба различных традиций, выражающих интересы разных политических сил и идеологических устремлений.

Судя по предисловию к Новгородской Первой летописи, этот свод возник в период между 1204 - 1261 годами. По ряду признаков определяется, что свод составлялся в середине XIII века, а позднее он был доведен до 30-х гг. XIV столетия. Именно до середины XIII века использован новгородский источник составителем Ростовского сборника. Свод использовал редакцию “Повести временных лет” в хронологических пределах до 1115 года (но без договоров), которая послужила основой этой ветви новгородского летописания, но она не была ни единственной, ни древнейшей.

В этом смысле важно обращение к софийско-новгородским летописям XV века. Вообще, софийско-новгородские летописи - это скорее материал для летописного свода, нежели сам свод. Летописец оставляет заметки, возможно и для себя, вроде: “ищи в Киевском”, не раскрывая содержания соответствующего текста “Повести временных лет”. Именно вследствие незавершенности работы над текстом в летописях нередки дублирования одних и тех же событий под разными годами. Но в этом неупорядоченном материале просматриваются следы более раннего новгородского летописания, в том числе совершенно неотраженного в Новгородской Первой летописи. Например, софийско-новгородские летописи века дают материал о времени княжения Ярослава (первая половина XI века), которого “Повесть временных лет” не знает. И этот материал явно новгородского происхождения.

Определенным этапом работы в рамках этой традиции был свод, составлявшийся в 80-е годы XII века, предположительно Германом Воятой, скончавшимся в 1188 году. При этом важно, что в Синодальном (древнейшем) списке Новгородской Первой летописи этот летописец обозначает себя под 1144 годом: “Постави мя попомь архиепископ святый Нифонт”. Весьма вероятно, что именно в этом своде было привлечено и ростовское летописание, а именно “Летописец старый Ростовский”. Его влияние заметно в рассказах о Моисее Угрине, сестре Ярослава Предславе, Мстиславе “Лютом” и некоторых других. Причем, в данном случае речь идет именно о своде, то есть создании характерного для феодальной Руси и России исторического труда, соединявшего разные письменные источники. В таких сводах ранее составленные своды обычно продолжались, часто без переработки. Поэтому, скорее всего и на протяжении XII столетия в Новгороде явно был не один центр ведения летописных записей.

Те из исследователей, кто признавал существование новгородского летописания в XI веке (А.А. Шахматов, Б.А. Рыбаков, ряд авторов XIX столетия), обычно искали следы его в 50-х годах. У Шахматова это новгородский материал, привлеченный в Киеве впервые в предполагавшийся им “Начальный свод 1095 года” и следы его он искал в составе “Повести временных лет”. Б.А. Рыбаков говорит об “Остромировой летописи”, в большей мере используя материал софийско-новгородских летописей, то есть с неизбежным выходом на иную традицию, нежели отраженную в “Повести временных лет”. Такая датировка подтверждается важным указанием софийско-новгородских летописей под 1030 годом. В них по сравнению с “Повестью временных лет” добавлено, что в 1030 году Ярослав после создания города Юрьева вернулся вНовгород и собрал “от старост и поповых детей 300 учити книгам”. А далее следует исключительно важное “припоминание”: “Преставися архиепископ Аким Новгородский, и бяше ученик его Ефрем, иже ны учаше”. Ефрем, очевидно, возглавлял новгородскую епархию, как Анастас и позднее Иларион киевскую церковь. Первый (или один из первых) новгородский летописец определяет себя как ученика Ефрема, и это ведет именно к середине XI века, поскольку о Ефреме говорится уже в прошедшем времени, ведь Ефрем исполнял обязанности главы новгородской церкви до утверждения византийской митрополии в Киеве в 1037 году.

В основе софийско-новгородских летописей лежит свод 1418 года, непосредственно до нас не дошедший. Но с ним, видимо, были знакомы составители младшего извода Новгородской Первой летописи. В софийско-новгородских летописях отмечается хронологическая путаница, что может свидетельствовать об отсутствии в первоначальном тексте абсолютных дат: даты проставлялись либо летописцем середины XI века, либо более поздним летописцев.

В XII–XIII вв. Новгородская земля устойчиво держалась общинно-республиканским форм общежития, сохранявшихся на протяжении многих столетий и не до конца задавленныхидеологией и практикой крепостничества. Уже говорилось, что по специфике своего социально-политического устройства Новгород близок городам славянского балтийского Поморья (Южная Балтика). Эта специфика и составляла своеобразие Новгородской земли в рамках восточнославянского государственного и этнического объединения: изначальная слабость княжеской власти; большой авторитет религиозной власти (и в язычестве, и в христианстве); вовлеченность в социально-политические процессы разных слоев населения (помимо холопов-рабов).

Из пределов Новгородской земли эта система социально-политических отношений распространилась далеко на восток, вплоть до Сибири, как это показал, в частности, Д.К. Зеленин.Характерно, что подобная система особенное распространение получила на тех территориях, где земледелие существует, но оно неустойчиво, а потому большую роль играют промыслы иторговля. Важен и еще один момент - на этих территориях никогда не было и не будет крепостного права, поскольку феодальные вотчины здесь не имеют смысла: насильно привязанный к месту смерд ничего не даст его потенциальному владельцу. Зато “дани” и “оброки” сохранятся в этих регионах на протяжении столетий. Повлияло на отсутствие крепостного права и то обстоятельство, что в сельской местности, находящейся в суровых и неустойчивых климатических условиях, требовались инициатива каждого работника и соблюдение принципа “артельности”. Это, в свою очередь, вызывало необходимость сохранения общинной общественной структуры, в которой господствовал принцип выборностируководителей, когда лица, занимающие выборные должности, осуществляли внутреннее управление общиной ипредставительство общины вовне ее.

Для понимания своеобразия социально-политического устройства Новгородской земли необходимо учитывать и тот факт, что в Новгородской земле существовала иерархия городов - все города рассматривались в качестве “пригородов” Новгорода и должны были нести по отношению к нему определенные повинности. Но внутри каждого из этих городов управление выстраивалось снизу вверх, также как и в самом Новгороде. Конечно, с углублением социальных противоречий, между “верхами” и “низами” городского общества часто возникали противостояния, а то и открытая борьба. Но “смерд”, как основная категория населения, являлся значимой фигурой и в начале XI века, и в XII веке, и позднее, когда князья в противостоянии боярам оказывали поддержку именно “смердам”.

В Новгородской земле была своя специфика взаимодействия славянских и неславянских племен. Дело в том, что неславянские племена в большинстве случаев довольно долго сохраняли обособленность, а их внутренняя жизнь оставалась традиционной. Новгороду в целом или отдельным новгородским светским и церковным феодалам эти племена выплачивалась дань и сбор такой “дани” был основной формой подчинения неславянских племен главному городу края или его “пригородам”. В числе племен-данников Новгорода были ижора,водь (у побережья Финского залива), карела, Терской берег на юге Кольского полуострова, емь (финны), печера, югра. Причем на востоке, в Приуралье (земли печоры и югры) погостов для сбора дани не было, и туда направлялись специальные дружины. Сбор “дани” обычно проходил мирно, при обоюдном согласии, хотя, конечно же, были и случаи, когда новгородские дружинники занимались грабежами. Но в целом ситуацию взаимоотношений Новгорода с восточными и северными племенами отражает карело-финский эпос: в нем нет самого понятия внешнего врага, а враждебные силы прячутся в подземельях или на небесах.

Претендовал Новгород и на сбор дани с племен Восточной Прибалтики. Но в этот регион с конца XII века начинают проникать немецкие крестоносцы, с которыми Новгород позднее будет вести постоянную и тяжелую борьбу. Центром новгородского влияния на восточно-балтийские племена был город Юрьев, основанный в 1030 году Ярославом Мудрым. Борьба за Юрьев долго будет важнейшим звеном в противостоянии “натиску на восток” крестоносцев. Племена, находившиеся на территории собственно Новгородской земли, как правило, выступали в союзе с новгородцами против натиска с запада немцев и скандинавов.

Основные элементы собственно новгородского самоуправления - вече, институт посадников, институт тысяцких, институт старост и связанные с этими институтами хозяйственно-управленческие должности. Изначально важную самостоятельную роль играли в язычестве волхвы, а после принятия христианства - епископы и архиепископы. Роль этих различных институтов выявляется в связи с какими-нибудьконфликтами: либо между князем и городом, либо внутри господствующих “золотых поясов” - претендентов на высшие должности, либо между “верхами” и социальными “низами” города.

Обычное впечатление о новгородском самоуправлении, как о неуправляемой вольнице складывается под влиянием суммы летописных известий. Но ведь летописи не сообщают о каждодневных, “рутинных” делах летописи, отражая на своих страницах только какие-то важные события. Но даже сохранившиеся сведения - это свидетельство высокой политической активности новгородского населения, возможной лишь в условиях определенной правовой защищенности.

Кардинальный институт в системе самоуправления - вече, которое было своеобразным продолжением обязательных “народных собраний” в любых родоплеменных объединениях (итерриториальных, и кровнородственных). Нередко подвергается сомнению сам факт существования вече, а под ним предполагается какое-то узкое собрание “верхов”, которое выдает свое решение за “общенародное”. Такие спекуляции наверняка были, но говорят они о том, что некогда дела решали на общем собрании.

В XII–XIII веках именно “вече” и его решения корректировали поведение исполнительной власти. Реально зафиксированные летописями народные собрания, чаще всего предстают как нечто чрезвычайное, вызванное неожиданно возникшими проблемами. На каком-то этапе они, видимо, и стали таковыми. Но необходимость обращаться к мнению вече даже и при решении заведомо сомнительных вопросов, является аргументом в пользу народного собрания: его нельзя заставить, а потому надо обмануть. Конечно, реальные дела нередко вершились за спиной “вечников”. Но если Новгороду надо было кому-то или чему-то реально противостоять, то без “вече” обойтись было невозможно. Следовательно, сам “чрезвычайный” характер народных собраний является своеобразном свидетельством о “высшем” критерии власти, как обязанности решать неотложные вопросы, вставшие перед всей племенной или территориальной организацией. И в некоторых случаях именно решение “вече” блокировало - правильные или неправильные - намерения бояр.

В практике новгородской политической жизни к мнению и решению “вече” приходилось обращаться неоднократно, и летописи сообщают в целом ряде случаев о противостоянии “вече” аристократической “Софийской” и ремесленно-купеческой “Торговой” стороны, то есть о собраниях разных либо территориально, либо социально объединенныхновгородцев, со своими предложениями или требованиями. И нередко спорные вопросы решались на мосту между “Софийской” и “Торговой” стороной Волхова: кто кого с моста сбросит. Локальные вопросы решало вече городских посадов-концов. На таких собраниях обычно обсуждались и возможные претензии к исполнительной власти города.

Сам круг и состав “вечников” в разные времена и у разных племен не одинаков, как не одинаковы и “ведущие” в рамках вечевых собраний, что видно в практике разных земель Руси. Сказываются неизбежные “внешние влияния”, вызванные, в частности, условиями расселения славян в VI - IX веках, а также приходящимся на это же время процессом углубления социального размежевания и кровнородственного, и территориального коллектива.

Институт “тысяцких” проясняется из самого обозначения должности. Это традиционная славянская выборная от “Земли” должность, в рамках “десятских”, “пятидесятских”, “сотских” и следующих за ними. “Тысяцкие” - это те, кому поручалось возглавлять ополчение города и округи. Естественно, что “тысяцкие” стремились удержать свои права, сохранить должности для потомков или в ближайшем окружении. Но формальных прав они на это не имели, а потому вокруг этой должности могла развертываться борьба потенциальных кандидатов.

Наиболее значимой в исторической перспективе в Новгороде была должность “посадников” (институту “посадников” посвящена основательная монография В.Л. Янина). Наиболее запутанным остается вопрос о зарождении этого института ифункциях посадников в X–XI вв. Даже этимология, вроде бы прозрачная, дает возможность двоякого толкования: посадник, как “посаженный”, и посадник, как управляющий “посадом”, торгово-ремесленной частью городов. Основная проблема, связанная с институтом посадничества, это - процесс превращения княжеского “посаженного” чиновника в выборную республиканскую должность. В “Повести временных лет” первые новгородские “посадники” упомянуты в связи с деятельностью киевского князя Ярополка Святославича. При этом имеет значение тот факт, что речь идет не об одном посаднике, а о посадниках во множественном числе. Так же во множественном числе они упоминаются после возвращения в Новгород из “заморья” Владимира Святославича: князь отправляет их в Киев с напутствием, что скоро он и сам направится к Киеву против Ярополка. “Посадники” Ярополка не попали в позднейшие перечни, которые обычно открываются именем Гостомысла. Имя Гостомысла, видимо, было популярно в новгородских преданиях, и привлекалось для оправдания права новгородцев выбирать посадников и приглашать по своему выбору князей. Само это имя впервые появится в софийско-новгородских летописях, в которых Гостомысл представлен в качестве предшественника Рюрика. Было ли имя Гостомысла в первоначальной новгородской летописи (по Б.А. Рыбакову - в “Летописи Остромира”) остается неясным. Вообще само появление имени Гостомысла связано с оживлением воспоминаний новгородцев о прежних вольницах и желанием их возрождения в XV столетии. Но такая же ситуация сложилась и в XI веке, после смерти Ярослава Мудрого. Соответственно и сообщение софийско-новгородских летописей о том, что Гостомысл - это “старейшина”, избранный посадником, актуально не только для XV-го, но и для XI века.

В софийско-новгородских летописях, равно как в списках посадников, второе после Гостомысла имя - Константин (Коснятин) Добрынич, который был двоюродным братом князя Владимира Святославича и, соответственно, двоюродный дядя Ярослава. В 1018 году Константин резко воспротивился попытке Ярослава бежать, бросив все, к варягам. И это тоже показатель - посадник выражал настроения и волю новгородцев. Ярослав же сурово расправился с близким родственником. В летописях все эти события отнесены к концу второго и началу третьего десятилетия XI века. По мнению В.Л. Янина, их следует перенести в 30-е годы, с учетом дублирования в софийско-новгородских летописях всех записей за это время с разницей примерно в 16 лет (это соответствовало бы использованию Александрийской космической эры, определявшей время от “сотворения мира” до Рождества Христова в 5492 года, то есть как раз на 16 лет ранее указываемой в константинопольской эре).

Еще один новгородский посадник в XI веке - Остромир, по заказу которого было изготовлено знаменитое “Остромирово Евангелие”. В рассказе о походе на греков в 1043 года в качестве воеводы Владимира упоминается его сын Вышата. Позднее тот же Вышата в 1064 году уйдет из Новгорода в Тмутаракань вместе с князем Ростиславом Владимировичем. Дата 1064 год вызывает сомнение. В “Остромировом Евангелии” ее владелец определен как “близок” Изяслава, то есть родственник именно Изяслава. А Изяслав утеряет киевский стол сначала в 1068 году, а затем в 1073 году, когда киевский стол займет главный антагонист Изяслава - Святослав Ярославич. Конфронтация именно с семейством Святослава предполагает события 1068 года. Ростиславу же пришлось столкнуться с сыном Святослава Глебом, занимавшим Тмутаракань. Очевидно, и Остромир был связан и с этой ветвью потомков Ярослава, оказавшихся изгоями. Но вопрос о взаимоотношениях внутри княжеской и посаднической ветвях власти в этом случае не прояснен. По всей вероятности, Ростислав бежал, будучи не в силах противостоять какому-то кандидату на новгородский стол, выдвинутому Всеславом или Святославом.

В летописи под 1054 годом - датой кончины Ярослава Мудрого - сказано о гибели Остромира в походе на чудь. Но “Остромирово Евангелие” относится к 1057 году, следовательно, ранние новгородские летописи не сохранили точной датировки (данная неточность может служить аргументом в пользу того, что древнейшая новгородская летопись не имела дат “от Сотворения мира”).

В дальнейшем институт посадничества укреплялся в Новгороде за счет того, что киевские князья посылали в сюда еще недееспособных детей, за которых и от имени которых управляли присланные с ними воеводы и посадники. Ростиславу было 14 лет, когда умер его отец Владимир. МстиславВладимирович впервые был отправлен в Новгород примерно в 12-летнем возрасте (и пробыл в первый свой приход в Новгород 5 лет, до 1093 года). Списки посадников за это время дают целый ряд имен, не отраженных в других источниках. Княжение Владимира Мономаха и Мстислава Владимировича в целом - время заметного укрепления власти киевского князя, усиление определенного единства разных земель под его властью. Вторичное пребывание Мстислава в Новгороде приходится на 1096–1117 гг., причем попытка Святополка Изяславича, княжившего в Киеве после смерти Всеволода и до своей кончины в 1113 году, воспользоваться правом первого лица - была отвергнута новгородцами, отдавшими предпочтение Мстиславу. Но переход Мстислава в Киев в 1117 году нарушил гармонию. Мстислав оставил в Новгороде сына Всеволода с обещанием, что тот ни в коем случае не оставит Новгород. Однако сразу после кончины Мстислава в 1132 году новый киевский князь Ярополк перевел Всеволода в Переяславль, откуда его вскоре изгнали дяди Юрий и Андрей. Всеволод вынужден был вернуться назад в Новгород, но там ему припоминали “измену”, а в 1136 году выгнали с позором. Судя по всему, Всеволод и ранее держался лишь авторитетом и мощью занимавшего Киев отца, и конфликт 1132 года лишь обнажил реальные взаимоотношения князя и “Земли”, которая поднималась, восстанавливая в ряде случаев древние формы самоуправления. Новгородский летописец отмечает, что в изгнании Всеволода Мстиславича в 1132 году участвовали и псковичи, и ладожане, и вообще “бысть въстань велика въ людьх”. Правда, затем новгородцы и их “пригороды” “въспятишася”. Но 1136 год окончательно знаменовал новую форму взаимоотношений всей Новгородской земли с приглашаемыми князьями (ладожане и псковичи и в этом решении участвовали).

1136 год - дата, значимая и для Новгорода, и для Руси в целом. Именно с этого времени фактически перестали действовать и принцип “старейшинства”, и принцип “отчины”. В литературе отмечалось, что за следующее столетие в Новгороде будет совершено более 30 переворотов. И волнения возникали не только из-за борьбы в верхах, в среде посадников и “золотых поясов”. Социальные проблемы тоже постоянно всплывали на поверхность общественной жизни, и некоторых из приглашенных князей уже боярство обвиняло в предпочтениях, оказываемым смердам. Вообще архаизация социальных отношений в Новгородской земле оказалась одной из причин развития по северу Руси буржуазных отношений, в то время как в центре и в южных пределах феодализм привнесет крепостнические отношения.

Во второй половине XII - начале XIII столетий новгородцы будут лавировать между соперничавшими ветвями Ярославичей. Так, изгнав Всеволода Мстиславича (Мономаховича), они немедленно пригласили Святослава Ольговича - одного из главных соперников Мономаховичей. Естественно, что такой поворот не устраивал многих в Новгороде и в Пскове. В смуте 1136–1138 годов псковичи примут Всеволода Мстиславича, а новгородцы будут держаться Святослава Ольговича, хотя особой поддержки он и в Новгороде не получил. Конфликт возник у князя и с епископом Нифонтом, как отмечено выше, на бытовой почве. И неудивительно, что Святослав Ольгович вскоре покинул Новгород.

В Новгороде традиционно большую роль всегда играла церковная власть. При этом во второй половине XII века проявлялись и церковно-политические противоречия, и не только в связи с конфликтом епископа Нифонта с митрополитом Климентом Смолятичем. Именно в 1136 году монах Антониева монастыря Кирик написал свое знаменитое “Учение” - размышление о хронологии с выходом и в математику, и в астрономию. В заключение своего текста он весьма положительно отозвался о Святославе Ольговиче, поставив его впереди Нифонта. Позднее Кирик напишет “Вопрошание” к Нифонту по широкому кругу вопросов. В числе этих вопросов есть один весьма принципиальный: о замене епитимий (церковных наказаний византийского образца) заказными литургиями. Возможно, этот вопрос связан со своеобразными традициями самого Антониева монастыря, близких к ирландской церкви. Напомним, что основатель монастыря Антоний Римлянин приплыл в Новгород с Запада Европы “на скале”, аплавание “на скале” было специфической чертой именно кельтских святых. Кроме того, именно в ирландской церкви епитимия заменялась заказными литургиями. Следовательно, вопрос Кирика к Нифонту был связан с реальной практикой, сохранявшейся в Антониевом монастыре. И на подобные вопросы Нифонт отвечал жестко и резко.

Своеобразным продолжением этой темы явились новгородские события 1156 года. Нифонт умер в Киеве, не дождавшись митрополита. И летописец, защищая Нифонта, приводит разные мнения о нем: “Шел бо бяшеть къ Кыеву против митрополита; инии же мнози глаголаху, яко, лупив святую Софею пошел к Цесарюграду”. Не менее интересен и уникальный случай, произошедший в Новгороде после смерти Нифонта: “В то же лето собрася всь град людии, изволеша собе епископомь поставити мужа свята и Богом изъбрана именемь Аркадия; и шед весь народ, пояша из манастыря святыя Богородица” . Епископ Аркадий был поставлен как бы временно, до утверждения митрополитом, а на само утверждение в Киев Аркадий отправился лишь через два года. Думается, что в данной ситуации снова проявляется рецидив ирландской или арианской традиции, характерной для раннего русского христианства - избрание епископов решением общины. Причем в ирландской церкви епископ являлся административно-хозяйственной должностью, а у ариан - собственнобогослужебной. В реальной политической практике Новгорода епископы совмещали обе эти функции, нередко оттесняя и княжескую власть, и посадническое управление.

Владыка Аркадий возглавлял епархию до 1163 года. Затем в летописи двухлетний перерыв, когда место епископа, видимо, рустовало. А в статье 1165 года упоминаются сразу два архиепископа, поставленных для Новгорода в Киеве: Илья иДионисий. О последнем летописец пишет с явной симпатией. Видимо, неудачна редакция статьи: сначала сказано об утверждении Ильи, а в конце статьи о кончине Дионисия.

Илья занимал кафедру двадцать один год (до 1187 года) и ему удалось укрепить и личный авторитет, и авторитет Софийской кафедры. Летопись положительно оценивают и деятельность его брата Гавриила в 1187–1193 гг. - главным образом застроительство церквей, что может свидетельствовать либо о действительном положении церкви, либо о личности летописца, близкого к этим архипастырям.

Может быть, именно благодаря столь длительному фактическому правлению Ильи и его брата внутреннее положение Новгорода в последней трети XII века относительно стабилизировалось. Помимо указанного элемента стабилизации - повышения авторитета Софийской кафедры - этому способствовали также и внешние обстоятельства: необходимость противостоять нараставшей угрозе на Балтике со стороны немецких крестоносцев, и сложные отношения с князьями Владимиро-Суздальской Руси Андреем Боголюбским и Всеволодом Большое Гнездо.

Новгород был кровно заинтересован в сохранении нормальных деловых отношений с “великими” князьями, контролировавшими Волго-Балтийский путь и земли, спасавшие новгородцев в часто повторяющиеся годы недорода. Но великие князья стремились к подчинению Новгорода, а новгородская “вольница” добивалась “паритетных” отношений. Поэтому, желая ограничить пределы княжеской власти, новгородцы сокращали число земель, с которых князь мог получать дань. Это прямо будет фиксироваться в грамотах XIII века, но как тенденция такое положение существовало изначально. Просто в XIII веке ярче был выражен феодальный характер социально-экономических отношений, и в договорах более конкретно определялись территории, с которых князья могли взимать “дани”.

В XII–XIII вв. происходит укрепление социальной элиты Новгорода, что породило другую проблему: нарастало недовольство социальных низов злоупотреблениями городской власти. В 1209 году, когда новгородцы участвовали в походе Всеволоду Юрьевича Большое Гнездо и дошли до Оки, в городе произошел социальный взрыв, направленный “на посадника Дмитра и на братью его”. Вече обвинило правителей Новгорода в многочисленных злоупотреблениях: “Повелеша нановгородцех серебро имате, а по волости куры брати, по купцем виру дикую, и повозы возити, и иное все зло”. По решению вече, “поидоша на дворы их грабежом”, были распроданы села посадника и его окружения, отобрана челядь, от награбленного имущества каждому новгородцу досталось по три гривны. Летописец оговаривается, что не счесть того, что кто-то “похватил”, и “от того мнозе разбогатеша”.

Об этом восстании существует значительная литература. И принципиальное расхождение в оценках этого социального взрыва: носил ли он антифеодальный или внутрифеодальный характер. Думается, как и во многих других случая, материал свидетельствует о внутрифеодальных коллизиях - в результате восстания произошло перераспределение награбленного. Но при этом сохраняется выход и на коренную проблему - в событиях 1209 года явно прослеживатеся противостояние “Земли” и “Власти”.

Новгород был главным дипломатическим и торговым окном Руси в Северную Европу, и сохранилось значительное количество актов, договорно определявших отношения с западными партнерами. Наибольшее количество договоров связано с Любеком, Готским берегом и немецкими городами. В этой связи представляет интерес инцидент с “варягами”, о котором сообщает Новгородская летопись под 1188 годом. Новгородцы были ограблены варягами “на Гътех”, а немцами “в Хорюжку и Новоторжьце”. В ответ в Новгороде закрыли выход за море и выслали посла варягов. Под 1201 этот сюжет имеет продолжение: снова варягов “пустиша без мира за море”, и той же осенью “приидоша варязи горою (то есть сушей, через Восточную Прибалтику) на мир, и даша им мир на всей воле своей”.

Два этих сообщения интересны тем, что к этому времени относится один из традиционных договоров Новгорода с Любеком, Готским берегом и немецкими городами, то есть южным берегом Балтики, который в это время принадлежал Германии. В договорах обычно шла речь о мире, о посольских и торговых отношениях и о суде, поскольку судебные традиции в разных землях и городах различались. Любек оставался одним из главных торговых центров на Балтике, и он еще в документах XIV века помещался “в Руссии”. “Готский берег” являлся транзитным для купцов по Волго-Балтийскому пути, и там находились торговые базы практически всех народов, вовлеченных в торговлю на этом пути. Что касается городов “Хоружек” и “Новоторжец”, то достаточно ясна их славянская этимология, но вопрос об их локализации остается спорным.

Целый комплекс проблем, характеризующих новгородское общество, представляют события 1227–1230 годов, отмеченные летописями (прежде всего Новгородской Первой и Никоновской) несколькими обрывочными и противоречивыми фразами. В литературе существуют и разные прочтения, и разные оценки происшедшего. А проблемы трудно понять вне контекста всей новгородской и древнерусской истории.

Судя по отдельным летописным фразам, в 1227 - 1230 годах в Новгороде были голодные годы и “недород” сказывался на протяжении трех лет (в 1230 году более трех тысячах новгородцев заполнили “студельницы” с трупами, а собаки не могли поедать разбросанные по улицам трупы). Голодные годы порождали множество проблем. Прежде всего - откуда и за чей счет доставить в город недостающие продукты. И сразу возникали противоречия, о характере которых и спорятисторики: классовые, или внекласовые. В 1227 году начало “голодных лет” ознаменовалось появлением вроде бы уже забытых волхвов. Древние волхвы напрямую увязали явления природы с природой власти: “недород” считался признаком неумелой и недееспособной власти, которую можно было подвергнуть любому наказанию.

В итоге же наказали проповедников-волхвов: впервые в истории Руси (в отличие от Западной Европы) загорелись костры;четверо волхвов были сожжены на костре. Летописец, возможно даже современный событиям, осудил эту акцию, заметив, что в окружении князя Ярослава Всеволодовича (занимавшего в то время Переяслаль Залесский и исправлявшего функции новгородского князя) к карательной акции новгородцев отнеслись отрицательно. Поскольку сожжение проходило на Софийском дворе, можно предполагать, что инициаторы казни находились именно в канцелярии архиепископа. В итоге, архиепископ Антоний вынужден был уйти “по своей воле”, а на его преемника Арсения обрушился гнев новгородцев.

Сменилась и светская власть. Князь Ярослав оставил новгородский стол и вернулся в Переяславль, в Новгороде же появился князь Михаил Черниговский, который “целова крест на всей воли новгородской” и прежних грамотах, и “вьда свободу смьрдем на 5 лет дании не платити, кто сбежал на чюжю землю”. Иными словами освобождались от даней на пять лет те, кто бежали либо от насилий, либо от голода. Те же, кто оставался на своих местах, платили дани в прежних объемах.

1228 год отмечен и еще одним проявлением новгородской демократии. Пришедшего на смену Антонию архиепископа Арсения “простая чадь” не приняла. Более того, против него было выдвинуто обвинение на вече “на княжи дворе”, что он устранил Антония, “давши князю мзду”. Арсения обвиняли и в том, что слишком долго стояло тепло. Его выгнали, едва не растерзав на площади перед Софийским собором, и от смерти он спасся, лишь затворившись в храме. На кафедру вновь был возвращен Антоний, а дворы светских правителей города разграбили. С приходом в город Михаила Черниговского был создан еще один прецедент: кандидата в архиепископы избирали жребием из трех кандидатур, отказавшись от ранее избранных и утвержденных. В результате оказался избранным архиепископом оказался Спиридон - дьякон Юрьевского монастыря.

Страшный голод 1230 года вызвал новый всплеск протестов и возмущений в социальных низах Новгорода. Дворы и села посадника, тысяцкого и их окружения были разграблены. Были избраны новые посадник и тысяцкий, а имущество убитых и изгнанных делится “по стом” (то есть по “сотням”). “Сотенная” система, традиционная для славянства, долго будет сохраняться на севере Руси. И она оставалась формой самоуправления, в том числе и в организации не всегда понятных “беспорядков”.

14 июля 1471 года, 545 лет назад, состоялась знаменитая Шелонская битва между Москвой и Новгородом. Что произошло в тот день и почему нам так мало известно о битве, рассказывает отдел науки «Газеты.Ru».

История противостояния Москвы и Новгорода занимает особое место в истории нашей страны. Эти два княжества соперничали между собой за право обладания политическим, экономическим и религиозным превосходством на Руси на протяжении столетий. Москва отстаивала право контролировать все княжества, а Новгород пытался сохранить свой уникальный республиканский дух. Московскими князьями в течение XIV–XV веков предпринималось несколько попыток присоединить Новгородское княжество, но ни одна из них не увенчалась успехом. Но начавшееся в конце весны 1471 года очередное противостояние принесло Москве долгожданный успех, хотя за это ей пришлось дорого заплатить.

К середине XV века, в период царствования Ивана III, Новгород переживал кризисные времена.
В городе постоянно происходили восстания горожан против знати из-за угнетения низших и средних слоев городского населения.
Местное новгородское боярство, в руках которого была сосредоточена власть, не могло своими силами положить конец восстаниям. Для этого было принято решение заключить союз с польско-литовским королем, который прислал для управления неспокойным городом своего наместника, князя Михаила Олельковича. Другим важным шагом к усмирению восстания и становлению мощи княжества был выбор нового новгородского архиепископа после смерти Иона, занимавшего этот пост ранее. По традиции кандидатура должна была быть представлена на согласование с Москвой, но в этот раз Новгород решил считаться с литовским православным митрополитом, который находился в Киеве. Вместе с этим Новгород заранее предусмотрел будущую агрессию московского князя Ивана III и заключил союзнический договор с польско-литовским королем Казимиром IV.

«Изменник православию»
Сразу две измены возмутили народные массы Новгорода, и это вызвало раскол среди бояр, что привело к ослаблению военной мощи города.
Иван III прекрасно понимал, что наступил хороший момент окончательно присоединить Новгородское княжество, но решил действовать хитро, дипломатическим способом - посредством церкви.
Московский митрополит обвинил новгородцев в предательстве и требовал, чтобы население города отказалось от поддержки польско-литовской опеки. Данная угроза мобилизовала сразу обе стороны, и Иван III весной 1471 года принимает решение организовать общерусский «крестовый поход» на Новгород, который воспринимался остальными княжествами как «измена православию». Религиозный окрас похода придавал ему еще большее значение и важность.

Начиная с марта 1471 года Иван III начал готовиться к походу. В связи с особыми климатическими условиями местности вокруг Новгорода было необходимо выбрать правильную стратегию, а главное - время наступления.
Для этого был созван церковно-служилый собор, на котором было принято решение организовать поход в начале лета.
Кроме того, Ивану III было важно заручиться поддержкой в лице союзнических княжеств и войск. На соборе решили привлечь к походу вятчан, устюжан, псковичей, тверского князя. В качестве стратегического направления нападения были выбраны западное, южное и восточное, чтобы окружить Новгород, отрезать его от всех отступных маршрутов, которые вели в Литву. Также был разработан более четкий план действий, согласно которому к Новгороду должны были подойти с запада и востока два сильных отряда, а с юга наносился главный удар под командованием самого Ивана III. Стоит отметить, что факт созыва церковно-служилого собора был новым явлением в политической практике средневековой Руси. В поход отправлялся не просто старший из русских князей, а глава всей Русской земли. Это в очередной раз подчеркивает особенность и значимость предстоящего похода.

Походный дневник
Об этом походе нам известно не так много. Основными источниками выступают три летописи, в которых информация о военной кампании 1471 года фрагментарна и местами не совпадает. Основу составляет московская великокняжеская летопись, которая содержит в себе походный дневник князя.
Предполагается, что Иван III вел его во время похода, записывая туда различные детали, даты и впечатления.
Но при включении дневника в состав летописи его содержание было подвержено значительным корректировкам и сокращениям, что затрудняет его прочтение сегодня. Помимо этого, мы располагаем некоторыми свидетельствами, изложенными в Новгородской и Псковской летописях, которые содержат упоминания о походе 1471 года, но в некоторых местах значительно расходятся с официальной московской версией.

Ивану III необходимо было подготовить войско для наступления. Во главе 10-тысячного отряда встали князья Даниил Холмский, Федор Давыдович Пестрый-Стародубский, а также князь Оболенский-Стрига.
Все были опытными воеводами, участвовали в военных кампаниях ранее и представляли серьезную угрозу для новгородского ополчения.
Но более значительную часть московского войска составляли примкнувшие к ним союзники: тверские, псковские и дмитровские войска. Тверское княжество на протяжении долгого времени было соперником Москвы, но факт союза в походе против Новгорода свидетельствует о признании Тверью руководящей роли Москвы. Со стороны Твери были князья Юрий и Иван Никитич Жито, которые предоставили Москве внушительное войско.

Еще одним важнейшим союзником Москвы был Псков. Его политическое положение на протяжении долгого времени было особенным. Признавая над собой власть великого князя московского, Псков сохранял значительную долю самостоятельности в своих внешнеполитических акциях, сам распоряжался своим ополчением и неохотно втягивался в войну с Новгородом. Более того, долгое время существовал союз между Псковом и Новгородом, но после событий 1460 года, когда Псков встал на сторону Москвы во время сражений на ливонском рубеже, ситуация изменилась. Таким образом, кампания 1471 года отличается масштабом втянутых в нее союзнических войск, которые раньше были врагами Москвы.

Новгородское ополчение
Новгород также активно готовился к бою. Боярство собирало всех боеспособных горожан и заставляло их идти на войну. Численность новгородского войска во много раз превышала московское и доходила до 40 тыс., но его боеспособность была намного ниже из-за непопулярности войны среди новгородского населения.
Стратегия Новгорода заключалась в разобщении московского войска и его уничтожении по частям.

Главную ударную силу Новгорода составляла конница, которую бояре направили на Псковскую дорогу, чтобы не дать возможности соединиться отряду князя Холмского с псковским соединением. Также новгородская пехота должна была высадиться на южном берегу у села Коростына и разбить отряд князя Холмского. Третьим направлением новгородского плана было Заволочье, где действовал отряд князя Василия Шуйского, который, впрочем, был отрезан от главных военных сил. Очевидно, что, несмотря на наличие плана наступления, новгородские войска были очень рассеяны и плохо организованы. По данным летописи, после вторжения великокняжеских войск на Новгородскую землю руководство Новгорода сделало попытку вступить в переговоры и отправило к великому князю посла с просьбой об «опасе». Однако «в ту же пору» новгородцы «послаша свою рать в судахъ по Илмерю озеру многихъ людей отъ Великого Новагорода».

«...Веля им итти за реку Шолону сниматися съ пъсковичи»
В конце июня 1471 года Иван III приказывает войскам князя Данилы Дмитриевича и Федора Давыдовича двигаться в сторону Русы - важнейшего стратегического пункта на пути к Новгороду.
С заметной быстротой, которая отмечается в летописи, за пять дней московские войска сжигают и уничтожают город.
Затем, вместо того чтобы продолжать двигаться ближе к Новгороду, воеводы принимают решение «от Русы поидоша к Дъману городку», находящемуся в юго-восточном направлении от Новгорода. В свою очередь, Иван III отдает директиву, в которой отмечает, что «веля им итти за реку Шолону сниматися съ пъсковичи. И под Демоном велел стоати князю Михаилу Андреевичи съ сыномъ своим княземъ Васильемъ и со всеми вой своими» .

При всей важности овладения городом Демоном, для будущей стратегии ведения военной кампании он не имел никакого смысла. И это понимал прекрасно Иван III, в отличие от своих воевод. Этот эпизод, в частности директива князя от 9 июля, во многом предопределил дальнейшую судьбу кампании и привел к битве на реке Шелони. Иван III четко определил главное и второстепенное при организации передвижения своих войск и захвата городов. Увод войск с новгородского направления ослаблял бы угрозу, нависшую над городом, и развязывал новгородцам руки для дальнейших активных действий. Овладение Демоном рассматривалось как второстепенная задача, для решения которой выделялись небольшие силы тверского удельного князя. Главным было соединиться с псковскими войсками и дать бой новгородцам, место для которого было выбрано на левом берегу реки Шелони, между ее устьем и городом Сольцы.

«О бою на Шолони»
Как ни странно, но о самой битве нам известно крайне мало. У нас есть отрывочные сведения из псковской летописи, которая, впрочем, пишет об участии псковичей в этой битве, хотя из официальной московской летописи известно, что псковские войска так и не дошли до места сражения. Единственным полноценным источником, из которого можно узнать некоторые детали сражения, является московская великокняжеская летопись.
Новгородское войско под командованием Дмитрия Борецкого, Василия Казимира, Кузьмы Григорьева и Якова Федорова расположилось на ночлег у устья реки Дрянь - притока реки Шелонь. Утром 14 июля началась перестрелка через реку. Внезапность нападения подготовленного и закаленного войска князя Холмского застала врасплох новгородцев. Московские войска продолжали переправляться, атаковать впавших в бегство новгородцев, несмотря на их численное преимущество. В целом это все, что нам известно о битве: неожиданная быстрая переправка москвичей через реку, мужество войск, обильный обстрел новгородцев стрелами, что выбило из боя их конницу, и их дальнейшее поражение.
В этой битве новгородцы потеряли около 12 тыс. убитыми и 2 тыс. пленными.

Впрочем, нам известно сегодня больше о тех разногласиях, которые присутствовали в текстах летописей, чем о самой битве. Одним из ярких расхождений является упоминание в новгородской летописи татарского отряда, который якобы помог московскому войску победить новгородцев. По данным официальной великокняжеской летописи, татар в войсках князя Холмского и Федора Давидовича не было - они шли во втором эшелоне с князем Иваном Стригой Оболенским. В бою на Шелони татары участвовать не могли. Другие расхождения касаются в основном деталей последствия боя, например отступления москвичей за реку после победы, что видится невообразимым. Но все три текста летописей сходятся в полном разгроме новгородских войск Москвой, что свидетельствует о важнейшей стратегической победе Московского княжества в противостоянии с Новгородом. Он не был окончательно присоединен, но после этой кампании вслед за подписанием Коростынского мирного договора 11 августа 1471 года, положившего конец этой войне, статус Новгорода сильно изменился. Город стал неотъемлемой частью Русской земли. В этом была большая заслуга Ивана III и его военного таланта.

«Жертвам Российских лихолетий - вечная память. Создателям Единой России - вечная благодарность потомков»
Место Шелонской битвы в общей исторической памяти до сих пор не совсем четко определено. 7 июля 2001 года по благословению архиепископа Новгородского и Старорусского Льва в церкви Апостола евангелиста Иоанна Богослова в селе Велебицы Солецкого района Новгородской области после литургии состоялся крестный ход, после которого был водружен и освещен шестиметровый дубовый крест, на котором была помещена памятная доска со словами:
«Жертвам Российских лихолетий - вечная память. Создателям Единой России - вечная благодарность потомков».
Спустя восемь лет, 8 декабря 2009 года, на берегу Шелони в деревне Скирино, на предполагаемом месте битвы между отрядами новгородцев и москвичей, поставили памятный знак. Редко кто вспоминает о событиях, произошедших 14 июля 1471 года, но, как показала история, их последствия сильно повлияли не только на историю Новгорода, но и на Московское княжество, и на всю Средневековую Русь. Историк Николай Костомаров, бывавший в этих местах, вспоминал: «Проехавши несколько верст, на песчаном берегу, поросшем кустарниками, мы нашли большой, довольно высокий холм, и когда стали зонтиками копать на нем землю, то увидали, что весь этот холм состоит из человеческих костей. Тут текла почти высохшая речка Дрань, впадающая в Шелонь. Я сообразил, что этот могильный холм есть место погребения новгородцев, разбитых на берегу Шелони несколько выше этого места и бежавших до реки Драни, где в другой раз бегущим нанесено было окончательное поражение. Взявши на память два черепа, мы поехали далее и прибыли к часовне, под которою была могила павших в бою воинов; ежегодно совершается над ними панихида».